Знаменитые дети, достигшие успеха в раннем возрасте. Они подают личный пример высоких результатов. Они устанавливают высокую планку

Поможем ребенку добиться успеха: действенные методы и причины, по которым они работают

Paul Tough

Helping Children Succeed: What Works and Why

* * *

Чарлзу, который только начинает свой путь

Предисловие

Вопрос о том, можно ли научить человека чему-то, если он сопротивляется, волновал учителей, родителей и психологов на протяжении многих лет. Действительно, почему у некоторых детей сопротивление обучению меньше или даже совсем отсутствует, а у других оно такое огромное, что кажется, будто ребенок идет против себя, вредит себе. «Ведь должен же он понимать, что образование идет ему на пользу!» – говорят родители и ищут ответы на свои многочисленные вопросы.

Перед вами – удивительная книга-исследование. Рассматривая взаимосвязь способностей детей к обучению и социальной среды, в которой вращается ребенок, автор размышляет на тему, что могут предпринять родители, учителя, школа, чтобы сделать жизнь детей лучше, и приводит доказательства, указывающие на серьезную разницу между условиями развития и результатом образования детей из обеспеченных и малообеспеченных семей.

Для сравнения: в 2015 году за порог бедности для семьи из двух взрослых и двух детей в Америке был взят доход до налогообложения в размере 23800 долл. в год, то есть почти 2000 долл. в месяц. В России черта бедности в 2015 году составляла 7688 р. в месяц на человека, или 30752 р. на семью из четырех человек.

Но финансовое обеспечение семьи – это не единственный фактор, оказывающий влияние на условия развития ребенка. Принято считать, что в обеспеченных семьях у родителей есть возможность проводить много времени со своими детьми, участвовать в их жизни, общаться, однако на практике такого времени и возможности у родителей чаще нет. Почему? Например, потому, что все имеющееся время взрослые тратят на поддержание финансового благополучия семьи и детей. В результате, несмотря на «свободные» деньги, дети растут без участия родителей точно так же, как и их сверстники из малообеспеченных семей, и имеют те же проблемы, что и у детей, растущих в более тяжелых социальных условиях.

Все мы знаем истории людей, выросших в неблагоприятных социальных условиях и добившихся успеха в жизни. Что этому способствовало? За счет каких внутренних ресурсов ребенок сумел преодолеть силу обстоятельств? Можем ли мы усиливать влияние этих факторов или это «просто так получилось»?

В своих исследованиях автор придерживается теории социального научения (ТСН), основная идея которой заключается в том, что не только окружение человека влияет на его жизнь, но и сам ребенок может повлиять на нее. И если взрослые смогут изменить ряд социальных условий, то уровень когнитивного развития детей и их возможностей вырастет.

Следуя этому подходу, мы не только вырабатываем учебные когнитивные навыки у ребенка, но и ориентируемся на выработку определенных черт характера: старательности, упорства, спокойного отношения к неудачам, которые не только помогают ребенку быстрее усваивать знания, но являются залогом его будущего успеха в жизни.

Меняется и роль преподавателя. Из носителя готовой информации он превращается в организатора исследовательской, познавательной деятельности своих учеников. Много думающих педагогов в России и в других странах приходят к выводу о необходимости выстраивать учебный процесс на принципах, отличных от тех, что были приняты ранее.

Наша сегодняшняя задача – сделать такой подход массовым, работать не только с одаренными учениками с устойчивой мотивацией, но и с детьми, в силу обстоятельств не имеющими такого подарка от жизни.

Книга Пола Тафа пригодится всем родителям, заинтересованным в создании оптимальных условий для развития детей.

Анна Скавитина, детский аналитик, член Международной ассоциации аналитической психологии (IAAP), многолетний эксперт журнала Psychologies

Глава 1. Неблагоприятные условия

В 2013 году США преодолели значимый рубеж в образовательной сфере. Впервые в истории большинство учащихся государственных школ страны – если быть точным, 51 % – были признаны малообеспеченными, согласно установленным федеральным правительством критериям, а значит, получили право на предоставляемые государством бесплатные школьные обеды. Это случилось не вдруг. По данным, собранным Образовательным фондом южных штатов, начиная с 1989 года процент малообеспеченных учащихся в государственных школах США постоянно возрастал (в конце 1980-х годов критериям малоимущих соответствовало менее трети учащихся). Пятидесятипроцентный барьер можно счесть символической границей, тем не менее эта граница имеет большое значение. Отныне проблему обучения детей из малообеспеченных семей, стоящую перед американской системой образования, уже нельзя считать второстепенной. Сегодня ключевая задача американских государственных школ, да и американского общества в целом, заключается в том, чтобы помочь малообеспеченным детям добиться успеха.

Мы не справляемся с этой задачей. По статистическим данным Министерства образования США, разрыв в результатах тестов по аналитическому чтению и математике между восьмиклассниками из малоимущих семей и их более обеспеченными сверстниками за последние 20 лет вообще не сократился (за этот же период разрыв между малоимущими и обеспеченными учениками четвертых классов уменьшился незначительно). В то же время разница в результатах общеамериканского академического оценочного теста, продемонстрированных бедными и богатыми выпускниками старшей школы, за последние три десятилетия увеличилась с 90 баллов (по 800-балльной шкале) в 1980-х до 125 баллов в наши дни. Различия в уровне подготовки обеспеченных и малообеспеченных студентов тоже резко увеличились. Сейчас дети из бедных семей, не имеющие диплома об окончании колледжа, демонстрируют крайне ограниченную экономическую мобильность: только каждый второй молодой человек, выросший в семье, которая относится к квинтилю с самым низким уровнем доходов (порядка 21500 долл. в год), и не получивший диплом бакалавра, сумеет, став взрослым, выбраться из этой самой малообеспеченной экономической группы.

Разрыв растет, несмотря на то что в последние два десятилетия его сокращение и даже устранение оставались ключевой целью образовательной политики государства, в частности специальных президентских программ: «Ни одного отстающего ребенка» Джорджа Буша и «Гонка за первенство» Барака Обамы. Предложенные правительством инициативы получили поддержку и были расширены благодаря усилиям множества некоммерческих организаций и финансовой помощи состоятельных филантропов, решительно борющихся с неравенством в образовании. Все эти усилия, безусловно, дали определенные результаты: появились школы и программы, ориентированные на работу с детьми из малообеспеченных семей, – однако в целом результаты, которые демонстрируют малоимущие ученики, почти или совсем не изменились.

Дискуссию о том, как сократить этот разрыв и можно ли вообще его сократить, ведут на государственном уровне не только управленцы и филантропы. И преподаватели, и социальные работники, и воспитатели, и педиатры, и даже родители по всей стране не понаслышке знают о трудностях, с которыми сталкиваются дети из неблагоприятной среды. Если вы работали с детьми, выросшими в бедности или иных непростых обстоятельствах, то знаете, что порой учителям и воспитателям сложно с ними общаться, их сложно заставить что-либо делать, сложно успокоить, с ними сложно договориться. Многим учителям удается преодолеть эти трудности, хотя бы с некоторыми учениками. Но в то же время в последние годы я встречался с сотнями отчаявшихся педагогов, которые бесконечно утомлены работой и порой не видят в ней никакого смысла.

Те, кто пытается преодолеть различия в уровне образования, сталкиваются с множеством препятствий – финансовых, политических и бюрократических. Однако я полагаю, что первое препятствие на их пути носит концептуальный характер: мы все еще не до конца понимаем причину влияния неблагоприятных условий жизни в детском возрасте. Почему тот факт, что ребенок растет в бедности, так часто приводит к тревожным последствиям? Сформулирую вопрос иначе: что именно получают дети, растущие в достатке, и, соответственно, не получают дети, растущие в бедности?

Ответ на эти вопросы я уже более десяти лет пытаюсь дать в своих книгах. Первую книгу, «Во что бы то ни стало», я посвятил работе Джеффри Канады, основателя «Детской зоны Гарлема». Помимо прочего я исследовал в ней вопрос о том, как район проживания влияет на результаты, которых добивается ребенок, и, в частности, как опыт жизни в крайне бедном районе ограничивает возможности детей. Во второй книге, «Как дети добиваются успеха», я изучал проблемы, с которыми сталкиваются дети из неблагополучной среды, под другим углом: меня интересовали навыки и способности, появляющиеся (или не появляющиеся) у них по мере взросления.

Родители, которые воспитывают счастливых и способных детей, имеют много общего.

Paul L Dineen/Flickr.com

Они учат детей навыкам социализации

Исследователи из Университета Пенсильвании и Университета Дьюка наблюдали более 700 детей со всей Америки на протяжении 20 лет, чтобы найти связь между развитием социальных навыков в детстве и успешностью в 25-летнем возрасте.

Продолжительное исследование показало, что те дети, которые умеют сотрудничать со своими сверстниками, понимают их чувства, готовы помочь другому и решать проблемы самостоятельно, чаще заканчивают обучение, получают диплом и устраиваются на постоянную работу.

Те же, кто в детстве с трудом налаживал контакт с другими, во взрослом возрасте гораздо чаще попадали в неприятные ситуации, в общем имели более высокие шансы быть арестованными и не могли похвастаться высоким социальным статусом.

«Это исследование показывает, что родители должны помогать детям развивать социальные навыки и эмоциональный интеллект. Это одни из самых важных умений, которые необходимы ребенку для того, чтобы быть подготовленным к будущему, - рассказывает Кристин Шуберт (Kristin Schubert), программный директор Фонда Роберта Вуда Джонсона, финансировавшего исследования. - С раннего возраста эти навыки определяют то, будет ли ребёнок учиться или попадёт в тюрьму, получит ли он работу или увязнет в наркотических зависимостях».

Они ожидают многого от ребёнка

Используя данные национального опроса 6 600 детей, родившихся в 2001 году, профессор Нил Хэлфон (Neal Halfon) и его коллеги из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе смогли обнаружить: ожидания родителей имеют огромное влияние на то, чего их дети достигнут в будущем.

«Родители, которые рассчитывали, что в будущем их ребёнок будет учиться в университете, кажется, подводили его к этой цели, независимо от семейного дохода и других факторов», - рассказал профессор.

Это подтверждается и так называемым эффектом Пигмалиона, описанным американским психологом Розенталем. Его суть заключается в том, что человек, который твёрдо убеждён в каком-либо факте, неосознанно действует таким образом, чтобы получить реальное подтверждение своей уверенности. В случае с детьми, они неосознанно стараются оправдать ожидания родителей.

Матери работают

Психологи обнаружили, что дочери работающих матерей идут в школу уже имея опыт самостоятельной жизни. В будущем такие дети зарабатывают в среднем на 23% больше, чем их сверстники, выросшие в семьях, где мамы не работали и всё время уделяли дому и семье.

Сыновья работающих матерей ярче проявляли тенденцию к заботе о детях и работе по дому: исследование показало, что они проводят на 7,5 часов в неделю больше ухаживая за детьми и помогая по хозяйству.

«Моделирование ситуации является способом подать сигнал: вы показываете, что является уместным в плане того, как вы себя ведёте, чем занимаетесь, кому помогаете», - говорит ведущий автор исследования, профессор Гарвардской бизнес-школы Кэтлин Макгинн (Kathleen McGinn).

Они имеют более высокий социально-экономический статус

Чем выше доход родителей, тем выше оценки их детей - такова общая закономерность. Эти данные могут нас опечалить, ведь многие семьи не способны похвастаться большим доходом и широкими возможностями. Что ж, психологи говорят: такая ситуация действительно ограничивает потенциал ребёнка.

Шон Риердон (Sean Reardon), исследователь из Стэнфордского университета, указывает, что статистическая разница в успешности детей из богатых и бедных семей только увеличивается. Если сравнивать тех, кто родился в 1990 году, и тех, кто родился в 2001 году, то можно увидеть, что этот разрыв вырос с 30% до 40%.

Если не брать во внимание комплексные дорогостоящие меры, сам по себе социально-экономический статус семьи мотивирует детей достигать большего в учёбе.

Они получили высшее образование

Исследование показало, что дети, рождённые матерями в подростковом возрасте, с меньшей вероятностью заканчивают школу и поступают в университет.

Исследование, проведённое в 2014 году под руководством психолога Сандры Танг (Sandra Tang), обнаружило, что матери, которые закончили школу и институт, скорее всего, вырастят ребёнка, который также получит высшее образование.

Ответственность за стремления ребёнка по крайней мере частично лежит на плечах родителей.

Психолог Эрик Дубов (Eric Dubow) обнаружил, что уровень образования родителей на тот момент, когда их ребёнку исполняется 8 лет, является определяющим на следующие 40 лет. Это означает, что именно от него во многом зависит успех ребёнка в будущем.

Они учат своих детей математике с ранних лет

Анализ поведения 35 000 дошкольников из США, Канады и Англии, проведённый в 2007 году, показал: раннее развитие математических способностей становится огромным преимуществом для ребёнка в дальнейшем. Почему так, не очень понятно, но факт остаётся фактом. Дети, которые с малых лет разбираются в числах и простейших математических понятиях, быстрее учатся читать.

Они развивают отношения со своими детьми

Sarah G/Flickr.com

Исследование, проведённое в 2014 году, показало, что дети, к которым относились с пониманием и уважением в первые три года жизни, не только лучше показывают себя в учёбе, но и способны устанавливать здоровые взаимоотношения с другими. К 30 годам большинство из них являются более успешными и образованными людьми.

Родители, которые чутко и внимательно относятся к своему ребёнку, дают ему ощущение безопасности, необходимое для того, чтобы развиваться дальше и исследовать мир вокруг себя.

Они меньше подвержены стрессу

Научные исследования говорят: то количество времени, которое матери проводят наедине со своими детьми в возрасте с 3 до 11 лет, имеет небольшое значение для их развития. Но активное, интенсивное и навязчивое материнство может иметь разрушительные последствия.

Когда мать находится в стрессовом состоянии из-за попыток балансировать между работой и семьёй, она плохо влияет на своих детей. Дело в том, что существует психологический феномен «заразительности» эмоций. Люди способны улавливать чувства друг друга подобно тому, как заражаются простудой. Поэтому, когда один из родителей морально истощён или печален, это мрачное чувство передаётся и ребёнку.

Они ценят усилия, а не страх провала

В течение десятилетий Кэрол Двек (Carol Dwek), психолог из Стэнфордского университета, проводила исследования, в ходе которых обнаружила: дети (и взрослые) способны оценивать успех двумя способами.

Первый из них называется фиксированным мышлением . Люди, которые так думают, оценивают свои способности, интеллект и таланты как данность, как нечто, что уже нельзя изменить. Соответственно, для них успех измеряется лишь этой величиной и все силы они бросают на то, чтобы не только достичь поставленной цели, но и избежать ошибок любым способом.

Существует ещё перспективное мышление , направленное на принятие вызова. Неудача для такого человека является «трамплином» для дальнейшего роста и работы над собственными способностями.

Поэтому, если вы говорите ребёнку, что он успешно сдал тест потому, что у него «всегда было хорошо с математикой», вы приучаете его к фиксированному мышлению. А если вы скажете, что у него получилось потому, что он приложил все силы, малыш поймёт: он может развивать свои способности, и каждое следующее усилие будет приносить новый результат.

HOW CHILDREN SUCCEED

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Посвящается Эллингтону, который предпочитает книги мусоровозам

Предисловие

Летом 2009 года, спустя пару недель после рождения моего сына Эллингтона, я провел целый день в младшей группе детского сада1
Система среднего образования США отличается от российской. Первый (необязательный) этап – preschool или prekindergarten – приблизительно соответствует нашему детскому саду или его младшей группе. Далее следует начальная школа (elementary school ), включающая в себя этап «нулевого класса» (kindergarten ) и заканчивающаяся 5 или 6 классом (в зависимости от округа); затем средняя школа (middle school ), заканчивающаяся 8 классом; далее старшая школа (high school ), с 9 по 12 класс. Нередко ступени школьного образования отделены друг от друга, т. е. при переходе из начальной школы в среднюю или из средней в старшую дети попадают в совершенно иную среду и даже здание. Финансирование школ осуществляется в основном из местных налогов, поэтому даже между общественными (бесплатными) школами может существовать разительный контраст. В 11 и 12 классах школьники могут сдать стандартизованный тест для поступления в высшие учебные заведения (SAT или ACT); кроме того, учитывается средний балл, нарабатываемый в течение всего периода учебы в старшей школе (GPA). Высшее образование является платным, но существует широкое разнообразие студенческих стипендий и благотворительных грантов на обучение. – Здесь и далее: Прим. перев.

В маленьком городке в штате Нью-Джерси. Эти два события не были связаны друг с другом: я присутствовал в комнате № 140 в детском саду Red Bang Primary School не для того, чтобы провести разведку в качестве новоиспеченного родителя, но чтобы попытаться осмыслить происходящее там как журналист.

На первый взгляд помещение выглядело совершенно обычным. Стены, выкрашенные в жизнерадостный цыплячье-желтый цвет; рядом с классной доской – американский флаг.

Малыши-четырехлетки с удовольствием занимались обычными детсадовскими делами: строили башни из «Лего», катали грузовички и складывали головоломки.

Но время шло, и вот до меня начало постепенно доходить: то, что происходит в комнате № 140, на самом деле очень необычно, причем в некоторых отношениях эта необычность была очевидной, а в других – почти незаметной.

Начнем с того, что малыши вели себя замечательно спокойно и чинно. За весь тот день не случилось никаких слез, ни одной истерики, ни одного срыва, ни одной драки. При этом казалось, что учительница – молодая темноволосая женщина, которую все называли мисс Леонардо, – совершенно не прикладывает усилий для поддержания порядка и вообще никак явно не управляет поведением детей. Не было ни выговоров, ни золотых звездочек, ни тайм-аутов, ни слов «Мне очень нравится, как сегодня внимательна Келлианна!» – то есть абсолютно никаких наград за хорошее поведение или наказаний за плохое.

Ребята из комнаты № 140 участвовали в программе, которая называлась Tools of the Mind – «Инструменты разума». Это сравнительно новая программа для детских садов и яслей, созданная двумя деятелями образования из Денвера и основанная на альтернативной теории развития ребенка.

Большинство учебных программ для дошкольников в Соединенных Штатах сегодня построены таким образом, чтобы развивать у детей набор специфических дошкольных навыков, в основном связанных с расшифровкой текста и манипулированием цифрами. В отличие от них «Инструменты разума» не особенно фокусируются на чтении или математических способностях. Все усилия этой программы направлены на помощь детям в овладении иным видом навыков: умением контролировать свои импульсы, сохранять сосредоточенность на текущей задаче, избегать отвлекающих факторов и ментальных ловушек, управлять своими эмоциями, организовывать свои мысли.

Создатели «Инструментов разума» полагают, что эти умения – они объединяют их под общим названием «навыков саморегулирования» – способны лучше обеспечить их ученикам положительные результаты (и не только в первом классе, но и далее), чем традиционное «меню» дошкольных навыков.

Учащиеся, занятые в «Инструментах разума», изучают множество стратегий, приемов и привычек, которые могут применять, чтобы удерживать сосредоточенность разума .

Они учатся использовать «внутреннюю речь» – разговор с самими собой во время выполнения трудной задачи (например, выводя на листке бумаги букву «М»), чтобы помочь себе запомнить порядок движений (вверх, вниз, вверх, вниз).

Они используют «посредники» – физические предметы, которые напоминают им, как завершить какую-то конкретную деятельность (например, детям выдают по две карточки, на одной из которых нарисованы губы, а на другой – ухо; эти карточки показывают, чья очередь читать вслух при совместном чтении, а чья очередь – слушать).

Каждое утро они заполняют «игровые планы» – бланки, на которых пишут или рисуют описание игры, назначенной в этот день: «я собираюсь водить поезд»; «я собираюсь отвести куколок на пляж». К тому же они проводят долгие часы за «зрелой драматической игрой», разыгрывая развернутые, сложные ролевые сценарии, которые, по мысли изобретателей «Инструментов разума», естественным путем учат детей следовать правилам и регулировать побуждения .

Наблюдая за детьми в комнате, я обнаружил, что неизбежно возвращаюсь мыслями к Эллингтону – крохотному живому существу, которое гулит, пыхтит и хнычет в тридцати милях к северу, в нашей квартирке-студии на Манхэттене. Я твердо знал, что хочу обеспечить ему счастливую, успешную жизнь, но не слишком хорошо представлял, что именно я под этим подразумеваю – что мне или моей жене положено делать, чтобы этого добиться.

И я был не одинок в своей растерянности. Эллингтон ухитрился родиться в весьма сложный и тревожный момент в истории сферы воспитания в Америке. И эта тревожность особенно нарастала в городах, подобных Нью-Йорку, где борьба за места в популярных дошкольных учреждениях уже граничила с гладиаторскими боями.

Экономисты из Калифорнийского университета недавно уподобили это общенациональное состязание за ранние достижения в учебе «крысиным бегам под ковром», и похоже, что с каждым годом эти «крысиные бега» начинаются все раньше и проходят все ожесточеннее.

За два года до рождения Эллингтона сеть образовательных центров Kumon открыла в Нью-Йорке свои первые детские сады, где даже двухлетние дети по утрам были заняты заполнением рабочих тетрадей и выведением в прописях азов буквенной и числовой грамоты. «Три года – это зона наилучшего восприятия, – говорил главный финансист Kumon репортеру New York Times . – Но если ваш ребенок уже выбрался из подгузников и способен посидеть спокойно с нашим инструктором в течение 15 минут, мы все равно возьмем его».

Эллингтону предстояло расти в культуре, насквозь пропитанной идеей, которую можно назвать «когнитивной гипотезой» . Это редко выражаемое вслух, но очень распространенное убеждение в том, что успех сегодня в первую очередь зависит от когнитивных навыков, т. е. того типа интеллекта, который измеряется IQ-тестами, включая способность распознавать буквы и цифры, считать, определять паттерны, и что лучший способ развить эти навыки – тренировать их как можно усерднее, начиная делать это как можно раньше.

Когнитивная гипотеза стала настолько общепринятой, что все позабыли – в действительности она является сравнительно недавним изобретением. Ее нынешний взлет начался в 1994 году, когда Корпорация Карнеги2
Корпорация Карнеги – основанная в 1911 году Эндрю Карнеги, – целевой благотворительный фонд, деятельность которого направлена на развитие образования, взаимопонимания и поддержки человеческих ресурсов.

Проблема, как сообщалось в докладе, состояла в том, что дети больше не получают в достаточном количестве познавательную стимуляцию в течение первых трех лет жизни – отчасти из-за увеличения процента семей с одним родителем и работающей матерью. Поэтому они приходят в детский сад, не готовые учиться. Этот доклад послужил стимулом для подъема целой индустрии развивающих мозг продуктов «от нуля до трех», предназначенных для обеспокоенных родителей. Продажи тематической литературы, развивающих игрушек, видео– и аудиозаписей достигли миллиардных оборотов.

Открытия Корпорации Карнеги и дальнейшие исследования оказали мощное воздействие и на общественную политику, поскольку законодатели и филантропы пришли к выводу, что дети со сниженными способностями уже в столь раннем возрасте отставали от сверстников потому, что не получали достаточного когнитивного тренинга.

Психологи и социологи публиковали доказательства, увязывающие академическую успеваемость детей из бедных семей с недостатком вербальной и математической стимуляции дома и в школе.

Одно из самых знаменитых таких исследований (о нем я писал в своей первой книге «Чего бы это ни стоило» ) было проведено Бетти Харт и Тоддом Рисли, двумя детскими психологами, которые начиная с 1980-х годов проводили интенсивные исследования группы из 42 детей, воспитывавшихся в семьях интеллектуалов-профессионалов, рабочего класса и безработных в Канзас-Сити.

Харт и Рисли обнаружили разительные отличия в воспитании этих детей, и причины разницы в их последующих результатах «в сухом остатке» свелись к одному показателю: количеству слов , которые дети слышали от родителей в начале жизни.

К трем годам, как определили Харт и Рисли, дети, воспитывавшиеся в семьях интеллектуалов, успевали услышать около 30 миллионов слов; дети безработных – всего 10 миллионов. Этот разрыв, как заключили исследователи, и был коренной причиной того, что дети из бедных семей терпели неудачи в школе и в жизни.

В когнитивной гипотезе есть нечто безусловно притягательное. Мир, который она описывает, аккуратен и утешительно линеен; он представляет собою ясный пример того, как вклад, сделанный в одном месте, ведет к результату в другом! Меньшее количество книг в доме означает меньшую читательскую активность; меньшее количество слов, произнесенных родителями, означает суженный словарь их детей; большее количество заполненных рабочих тетрадей в Kumon означает лучшие оценки по математике. Соответствия порой казались почти комически точными: Харт и Рисли вычислили, что ребенок, который растет в семье безработных, нуждается равно в 41 часе интенсивной языковой подготовки каждую неделю, чтобы перекрыть словарную «пропасть» между ним и ребенком из семьи рабочего класса.

К трем годам, как определили Харт и Рисли, дети, воспитывавшиеся в семьях интеллектуалов, успевали услышать около 30 миллионов слов; дети безработных – всего 10 миллионов.

Но в последнее десятилетие (и в особенности в последние несколько лет) сообщество экономистов, деятелей образования, психологов и неврологов начало публиковать свидетельства того, что многие из допущений, лежащих в основе когнитивной гипотезы, подлежат сомнению.

Наибольшую роль в развитии ребенка, говорят они, играет не количество информации, которое мы успеем впихнуть в детские мозги за первые несколько лет жизни. Гораздо важнее вопрос, сможем ли мы помочь ему развить совершенно иной тип качеств , список которых включает настойчивость, самоконтроль, любознательность, добросовестность, выдержку и уверенность в себе. Экономисты называют их некогнитивными навыками , психологи – индивидуальными особенностями , а все остальные – просто характером .

Для определенных навыков чистый расчет, стоящий за когнитивной гипотезой, – мол, при развитии навыка нужно начинать как можно раньше и тренироваться как можно больше – абсолютно работоспособен. Если мы хотим отработать штрафной удар, то две сотни свободных бросков в день определенно лучше, чем двадцать таких бросков в день. Если ребенок учится в четвертом классе, то прочтение сорока книг за летние каникулы улучшит его читательские навыки в большей степени, чем прочтение четырех книг.

Некоторые навыки и впрямь можно назвать вполне механистическими. Но когда речь заходит о развитии более тонких элементов человеческой личности, все уже не так просто. Мы не научимся лучше справляться с разочарованием, если просто будем старательно работать над этим в течение большего количества часов. Детям не хватает любознательности не потому, что им не дают упражнений на любознательность в достаточно раннем возрасте.

Способы, которыми мы приобретаем и теряем такие навыки, определенно обладают причинной природой – психологи и неврологи за последние несколько десятилетий многое узнали о том, откуда берутся такие навыки и как они развиваются, – вот только их природа сложна, непонятна и часто довольно загадочна.

* * *

Эта книга посвящена новой идее – той, которая становится все отчетливее и уверенно набирает ход в классных комнатах, клиниках, лабораториях и лекционных залах по всей стране и во всем мире.

Ее сторонники считают, что воззрения общества в области развития ребенка в последние несколько десятилетий шли по неверному пути. Мы фокусируемся не на тех навыках и способностях наших детей, на которых нужно; мы используем неправильные стратегии, обучая этим навыкам.

Вероятно, называть это движение новой школой мысли пока рано. Во многих случаях исследователи, работающие в этом направлении, действуют изолированно. Но такие ученые и педагоги все чаще кооперируются и начинают сотрудничать, протягивая друг другу руки сквозь границы академических дисциплин. Аргументация, которую они по крупицам собирают, обладает достаточным потенциалом, чтобы изменить весь способ воспитания наших детей, все руководство нашими школами, все принципы построения нашей социальной «сети безопасности».

Если возможно назвать одного человека, который занимает центральное место в этой новой междисциплинарной общественной сети, то это – Джеймс Хекман, экономист из Чикагского университета. Хекман может показаться совершенно не той фигурой, которая способна возглавить восстание против диктата когнитивных навыков. Он – классический интеллектуал-академист в толстых очках, с IQ, уходящим в стратосферу, с карманами, оттопыривающимися десятком механических карандашей.

Он рос в Чикаго 1940-1950-х годов, родившись в семье менеджера средней руки, работавшего в компании по производству мясных продуктов. Ни один из его родителей не получил высшего образования, но они оба рано заметили, что их сын обладает не по годам развитым разумом.

Мы фокусируемся не на тех навыках и способностях наших детей, на которых нужно; мы используем неправильные стратегии, обучая этим навыкам.

В возрасте 8 лет Хекман с жадностью «проглотил» отцовский экземпляр популярной книги по самопомощи «За 30 дней к более развитому словарному запасу» , а в 9 лет потратил сэкономленные карманные деньги на книгу «Математика для практичного человека» , обнаружив ее рекламу на обложке комикса.

Хекман оказался прирожденным математиком, которому математические равенства были роднее и ближе всего на свете. Будучи подростком, он развлекался тем, что завел себе привычку брать длинные числа и делить их в уме на простые составляющие, самые маленькие делители – математики называют это факторизацией. Он рассказывал мне, что в свои 16 лет, когда ему по почте прислали номер карточки социального страхования, первое, что он сделал – разложил его на простые числа.

Хекман стал профессором экономики, преподавал вначале в Колумбийском университете, а затем в Чикагском, а в 2000 году был удостоен Нобелевской премии по экономике за сложный статистический метод, который изобрел в 1970-х годах.

Среди экономистов Хекман известен своими талантами в эконометрике – необыкновенно загадочном типе статистического анализа, в котором обычно никто ничего не понимает, кроме других эконометристов.

Я присутствовал на нескольких лекциях, которые Хекман читал выпускникам, и хотя изо всех сил старался не упустить его мысль, за большинством его лекций мне, простому смертному, было практически невозможно угнаться, ибо они были переполнены загадочными равенствами и фразами типа «обобщенные функции Леонтьева» и «субституциональная эластичность Хикса – Слуцкого», от которых мне просто хотелось рухнуть на стол и закрыть глаза.

Хотя методы Хекмана могут показаться непостижимыми, предметы, на которых он предпочитает сосредоточиваться, никак не назовешь невразумительными. За годы, прошедшие после вручения ему Нобелевской премии, Хекман использовал влияние и авторитет, которые принесла ему эта почетная награда, не для того, чтобы закрепить свою репутацию внутри привычной сферы. Он принялся расширять круг своих интересов – и влияния – в новых областях знания, о которых прежде знал мало или почти ничего; в том числе в области психологии личности, медицины и генетики (честное слово, экземпляр «Генетики для «чайников» лежит на его заваленном бумагами и книгами столе, втиснутый между двумя толстенными фолиантами по экономической истории).

С 2008 года Хекман является постоянным участником регулярных конференций «для узкого круга», на которых присутствуют экономисты и психологи, так или иначе занятые одними и теми же вопросами: какие навыки и личностные черты ведут к успеху? как они развиваются в детстве? и какого рода вмешательство поможет детям добиваться б?льших успехов?

Хекман руководит чикагской группой из двух десятков студентов-выпускников и исследователей, преимущественно некоренных американцев. Они называют свое племя «Хекманлендом» – и при этом шутят только наполовину. Вместе они работают над несколькими проектами одновременно, и когда Хекман говорит о своей работе, он перескакивает от одной темы к другой, одинаково воодушевленный проектом по изучению мартышек в Мэриленде, проектом по изучению близнецов в Китае и своим сотрудничеством с профессором философии на тему истинной природы добродетели. (В ходе одного разговора с Хекманом я попросил его объяснить, каким образом различные сферы его исследований стыкуются друг с другом. Его ассистентка, которая проходила мимо нас во время этой беседы, обернулась ко мне и попросила: «Если вам удастся это выяснить, дайте нам знать!»).

Корни трансформации карьеры Хекмана уходят в исследование, предпринятое им в конце 1990-х годов в рамках общеобразовательной программы, которая в то время стала популярным способом получения эквивалента аттестата о среднем образовании для молодых людей, в свое время бросивших школу.

Эта программа рассматривалась как инструмент, с помощью которого можно было уравнять шансы в образовательной сфере, чтобы дать возможность студентам-беднякам и представителям меньшинств, которые чаще других бросали школу, попасть в высшие учебные заведения альтернативным путем.

Рост популярности Программы общеобразовательного развития (General Educational Program – GED) основывался на одной из версий когнитивной гипотезы – на убеждении в том, что школа развивает познавательные навыки учащегося, а аттестат о среднем образовании их подтверждает. Если подросток уже обладает этими знаниями и достаточно умен, чтобы окончить среднюю школу, ему необязательно тратить свое время на то, чтобы действительно ее заканчивать. Он может просто пройти тест, который измеряет его знания и навыки, и государство сертифицирует его как законного обладателя аттестата о среднем образовании, так же хорошо подготовленного к поступлению в колледж или другой послеучебной деятельности, как и любой выпускник средней школы.

Это довольно привлекательная возможность, особенно для молодых людей, которые терпеть не могут среднюю школу, и со времен своего основания в 1950-х годах эта программа быстро распространялась. На пике ее успеха, в 2001 году, более миллиона молодых людей прошли стандартный тест, и почти каждый пятый из них действительно стал обладателем диплома GED (теперь таких успехов добивается примерно каждый седьмой).

Хекман хотел подробнее исследовать вопрос о том, действительно ли эти молодые люди – обладатели дипломов GED – так же хорошо подготовлены к дальнейшей учебной деятельности, как и выпускники средней школы.

Эта программа рассматривалась как инструмент, с помощью которого можно было уравнять шансы в образовательной сфере.

Он проанализировал несколько обширных национальных баз данных и выяснил, что во многих важных отношениях эта посылка была абсолютно верной. Судя по оценкам, полученным за тесты, которые непосредственно коррелируют с уровнем интеллекта, участники GED отличались ничуть не меньшим умом, чем выпускники средних школ.

Но когда Хекман начал изучать их дальнейшие шаги в мире высшего образования, он обнаружил, что обладатели GED ничуть не похожи на выпускников школ. К 22 годам, как выяснил Хекман, только 3 процента обладателей дипломов GED были заняты в четырехгодичной университетской программе или завершили какой-либо вид послешкольного образования. В то время как среди бывших выпускников средних школ это число составляло 46 процентов.

Более того, Хекман выяснил, что если рассматривать все виды важных будущих показателей – годовой доход, уровень безработицы, уровень разводов, употребление нелегальных наркотиков, – то обладатели дипломов GED выглядели точно так же, как обычные подростки, бросавшие школу, несмотря на наличие диплома и в основном существенно более высокий уровень интеллекта, чем у обычных подростков, не получивших среднего образования.

С точки зрения внутренней политики это было важное открытие, пусть и нерадостное: похоже, что в долгосрочной перспективе GED практически бесполезен как способ улучшения жизни. Более того, эта программа могла давать негативный общий эффект, побуждая молодых людей бросать школу.

Но для Хекмана эти результаты, помимо прочего, представляли собой ошеломительную интеллектуальную головоломку. Как и большинство экономистов, Хекман был убежден, что когнитивные способности – единственная надежная детерминанта того, как обернется в будущем жизнь человека. И вот теперь он обнаружил целую группу населения – обладателей дипломов GED, – чьи хорошие экзаменационные результаты, похоже, не оказывали ни малейшего положительного воздействия на их жизнь.

По заключению Хекмана, в этой математической задаче не хватало одного слагаемого – психологических качеств , которые позволяли выпускникам средней школы продолжать учебу и доводить ее до конца. Эти качества – склонность проявлять упорство в выполнении скучной и неблагодарной задачи; способность откладывать удовлетворение; склонность доводить осуществление планов до конца – оказывались очень ценными в колледже, на рабочем месте и в жизни вообще.

Безграничная любовь к собственному ребенку не является гарантией от ошибок при его воспитании. Излишняя ласка и непрошеная помощь часто мешают развитию независимой личности.

Эксперт по лидерству, автор 25 книг, основатель и президент организации Growing Leaders («Растущие лидеры») Тим Элмор из США выделил семь поведенческих моментов взрослых, которые могут навредить развитию лидерских качеств у детей. А также уменьшают их шансы добиться успеха в бизнесе и в личной жизни.

1. Мы не даем детям рисковать

Мы живем в современном мире, полном опасностей на каждом шагу. Лозунг «Безопасность превыше всего» усиливает наш страх потерять детей, поэтому мы окружаем их всеобщей заботой. Европейские психологи обнаружили: если дети не играют на улице, если им ни разу не пришлось упасть и ободрать коленку, то во взрослой жизни они часто страдают фобиями.

Ребенку следует упасть несколько раз, чтобы понять, что это нормально. Подросткам следует поссориться и пережить горечь первой любви, чтобы обрести эмоциональную зрелость, без которой невозможны долгосрочные отношения.

Исключая риск из жизни детей, взрослые порождают у них высокомерие, заносчивость и низкую самооценку в будущем.

2. Мы слишком быстро бросаемся на помощь

Сегодняшнее поколение молодых людей не развило в себе некоторые умения, которые были присущи детям 30 лет назад. Когда мы слишком скоро приходим на помощь и чрезмерно окружаем ребенка «заботой», мы лишаем его необходимости самому искать выход из сложных ситуаций.

Рано или поздно дети привыкают к тому, что кто-то их всегда спасает: «Если я ошибусь или не достигну цели, то взрослые исправят и разгребут последствия». Хотя в действительности мир взрослых отношений устроен совершенно иначе.

Ваши дети рискуют оказаться неприспособленными к взрослой жизни.

3. Мы слишком легко восторгаемся ими

Движение за повышение самооценки началось еще с поколения бэби-бумеров, а в 1980-е оно пустило корни в школе. Правило «каждый участник получает кубок» позволяет ребенку почувствовать себя особенным. Но исследования современных психологов показывают, что такой метод поощрения имеет непредвиденные последствия.

Через какое-то время ребенок замечает, что единственные люди, кто считает его замечательным, - это мама и папа, а остальные так не считают. И тогда ребенок начинает сомневаться в объективности своих родителей. Ему приятно получать похвалу, но он понимает, что это никак не связано с действительностью.

Со временем такой ребенок учится жульничать, преувеличивать и лгать, чтобы избегать неудобной реальности. Потому что он просто не приспособлен к столкновениям со сложностями.

4. Мы позволяем чувству вины затмевать хорошее поведение

Ваш ребенок не должен любить вас каждую минуту. Ему предстоит преодолеть много неприятностей в этой жизни, но в этом может помешать избалованность. Поэтому говорите детям «нет» и «не сейчас», чтобы они учились бороться за свои желания и потребности. Если в семье несколько детей, родители обычно считают несправедливым награждать одного ребенка и оставлять обделенным другого. Но награждать всех и всегда нереалистично. Такими действиями мы упускаем возможность показать детям, что успех зависит от наших собственных усилий и благих поступков.

Дважды подумайте, прежде чем вознаграждать детей поездками в торговые центры. Если ваши отношения основаны только на материальных стимулах, дети не будут чувствовать ни внутренней мотивации, ни безусловной любви.

Мамам на заметку!

Девочки привет) вот не думала, что и меня коснется проблема растяжек, а еще буду писать про это))) Но деваться некуда, поэтому пишу тут: Как я избавилась от растяжек после родов? Очень буду рада, если и вам мой способ поможет...

5. Мы не делимся ошибками из собственного прошлого

Настанет время, когда здоровый подросток обязательно пожелает «расправить крылья» и набить собственные шишки. И взрослый должен разрешить ему сделать это. Но это вовсе не означает, что мы не будем помогать детям ориентироваться в неизвестных вещах и событиях. Поделитесь с детьми ошибками, которые вы совершали в их возрасте, но избегайте излишних нравоучений про курение, алкоголь и наркотики.

Дети должны быть готовы к встрече с неприятностями и уметь отвечать за последствия своих решений.

Расскажите им, что вы чувствовали, когда столкнулись с похожими обстоятельствами, чем руководствовались в поступках, какие уроки усвоили.

6. Мы путаем интеллект и одаренность со зрелостью

Интеллект часто используется в качестве меры зрелости ребенка, и в результате родители предполагают, что умный ребенок готов к реальному миру. Это не так. Некоторые профессиональные спортсмены и молодые звезды Голливуда, например, обладают огромным талантом, но все же попадают в публичные скандалы.

Не считайте, что ваш ребенок талантлив во всем.

Не существует волшебного «возраста ответственности» или руководства о том, когда ребенку пора давать какие-то конкретные свободы.

Но есть хорошее правило - наблюдать за другими детьми такого же возраста. Если вы замечаете, что ровесники вашего ребенка гораздо более самостоятельны, то, возможно, вы сами сдерживаете развитие у него независимости.

7. Мы сами не делаем того, чему учим детей

Как родители, мы должны моделировать ту жизнь, которую желаем для наших детей. Сейчас именно мы - лидеры своей семьи, поэтому должны придерживаться правды в отношениях с окружающими. Следите за своими проступками, даже мелкими, потому что за вами наблюдают ваши дети.

Если вы не идете в обход правил, то дети будут знать, что это неприемлемо и для них. Покажите детям, что значит всецело и с удовольствием помогать другим. Делайте людей и места лучше, чем они были до вас, и ваши дети будут делать так же.