Появление особенного ребенка в семье – это настоящее испытание на человечность и терпимость, а воспитание такого малыша – огромный труд, требующий неимоверных духовных сил.
Малыши этих звезд родились с определенными проблемами в развитии, но родители не делают из этого тайны, а честно рассказывают о своем опыте, подавая пример многим людям.
1 апреля 2012 года актриса и ведущая Эвелина Бледанс стала мамой чудесного малыша Семена. О том, у ее ребенка синдром Дауна, Эвелина узнала еще на 14 неделе беременности. Медики советовали ей сделать аборт, но звезда категорически отказалась. И ни разу не пожалела об этом. Сейчас Семе уже 5 лет, это активный, жизнерадостный и очень светлый ребенок. Звездная мама много времени уделяет воспитанию и развитию своего малыша. Например, уже в 3,5 года мальчик научился читать, что под силу не каждому здоровому ребенку. Актриса с гордостью рассказывает об успехах сына в соцсетях, внушая надежду и оптимизм другим людям, воспитывающим особенных детей:
«Мы собственным примером показываем, что таких деток можно и нужно любить и обожать, что они красивые, смышленые и веселые»Ирина Хакамада и Маша
Успешный политик и бизнес-вумен Ирина Хакамада долгое время скрывала, что у ее дочери Маши, родившейся в 1997 году, синдром Дауна. Маша – поздний ребенок; Ирина родила ее в 42 года от своего третьего супруга Владимира Сиротинского:
«Это выстраданный, очень желанный плод нашей любви»
Сейчас Маше 20 лет. Она учится в колледже на керамиста, увлекается театром. Девушка обожает танцы и обладает выдающимися творческими способностями. А недавно у Марии появился бойфренд. Ее избранником стал Влад Ситдиков, у которого также диагностирован синдром Дауна. Несмотря на заболевание, юноша достиг поразительных успехов в спорте: он чемпион мира по жиму штанги лежа среди юниоров.
Анна Нетребко и Тьяго
Своего единственного сына Тьяго звезда мировой оперы родила в 2008 году. Сначала казалось, что он абсолютно здоров и развивается так же, как и обычные дети. Однако, когда к трехлетнему возрасту ребенок не научился произносить даже элементарных слов, родители решили показать его врачу. У Тьяго была диагностирована легкая форма аутизма. Оперная звезда не стала впадать в отчаяние; она нашла первоклассных специалистов, которые имели колоссальный опыт общения с аутичными детьми, и устроила сына в одну из лучших специализированных школ Нью-Йорка.
Сейчас Тьяго 8 лет; и он делает поразительные успехи. Появилась надежда, что мальчик сможет полностью вылечиться. В эфире ток-шоу «Пусть говорят» Анна Нетребко обратилась ко всем мамам детей-аутистов:
«Поверьте: это не приговор! Есть методики, которые развивают таких деток до нормальных стандартов»Колин Фаррелл и Джеймс
Старший сын Колина Фаррелла, Джеймс, болен синдромом Ангельмана, который также известен под названием «синдром счастливой куклы». Его симптомы: отставание в развитии, судороги, беспричинные вспышки веселья. Что касается Джеймса, то особенную радость у него вызывает вода. Колин Фаррелл рассказывает:
«Он обожает все, что связано с водой. Если он расстраивается из-за чего-то, я просто набираю таз воды»
Несмотря на то, что Фаррелл уже давно расстался с мамой Джеймса, он уделяет очень много времени воспитанию сына:
«Я обожаю Джеймса, схожу по нему с ума. Он помогает всем нам стать лучше, честнее, добрее…»
Джеймс сделал свои первые шаги в 4 года, в 7 – заговорил и только в 13 начал самостоятельно есть. Несмотря на это, Фаррелл утверждает, что сын «тащит его на руках».
Когда Дизелю, младшему сыну Тони Брэкстон, было 3 года, врачи диагностировали у него аутизм. В болезни мальчика певица винила себя; она полагала, что таким образом Бог наказал ее за аборт, сделанный в 2001 году. Сначала Тони впала в отчаяние и погрузилась в чувство вины. Но ради Дизеля она взяла себя в руки и обратилась к лучшим специалистам, которые очень помогли мальчику. В 2016 году Тони заявила, что ее 13-летний сын полностью вылечился.
Сильвестр Сталлоне и Серджио
Серджио, младший сын Сильвестра Сталлоне, родился в 1979 году. Когда мальчику было 3 года, родители решили показать его врачу, так как их настораживали замкнутость ребенка и его неумение общаться. Оказалось, что у мальчика тяжелая форма аутизма. Для Сталлоне и его супруги это было настоящим шоком. Врачи предложили поместить Серджио в специальное учреждение, но родители и слышать об этом не хотели. Вся тяжесть борьбы за сына легла на плечи его матери. Сталлоне почти не появлялся дома, работая на износ и зарабатывая деньги на лечение Серджио.
В настоящее время Серджио 38 лет. Он живет в своем особом мире, из которого никогда не выходит. Отец часто навещает его, но, по его собственным словам, помочь сыну он не в состоянии.
Модель Дженни Маккарти показала всему миру, что с аутизмом можно и нужно бороться. Она доказала это на примере своего сына Эвана, у которого в раннем детстве было диагностировано это заболевание.
С раннего детства с Эваном занимались лучшие специалисты, да и сама актриса много времени уделяла ребенку. В результате он научился заводить друзей и пошел в общеобразовательную школу. Это огромный прогресс, учитывая, что раньше мальчик был не в состоянии установить простой зрительный контакт.
Дженни считает, что причиной недуга стали прививки (хотя современная медицина не подтверждает, что вакцинация приводит к расстройствам аутичного спектра).
О своем опыте Дженни рассказала в книге «Громче слов». Кроме того, она организовала специальный фонд, который занимается проблемами аутистов.
В 2009 году в семье Джона Траволты произошла страшная трагедия: 16-летний сын актера Джетт погиб в результате эпилептического припадка. Только после смерти юноши общественность узнала, что у него был аутизм, а также астма и эпилепсия. Потеряв сына, Джон Траволта впал в длительную депрессию:
«Его смерть стала самым страшным испытанием в моей жизни. Я вообще не знал, смогу ли я это пережить»Данко и Агата
У 3-летней Агаты, младшей дочери певца Данко, с самого рождения диагностировано очень серьезное заболевание – детский церебральный паралич. Причиной недуга стали тяжелые роды.
Врачи и родственники уговаривали певца определить малышку в специализированное учреждение или вовсе отказаться от нее, полагая, что он и его супруга не смогут обеспечить девочке профессиональный уход. Однако Данко даже слышать не хотел о том, чтобы отдать свою дочь в чужие руки. Сейчас девочка окружена любовью и заботой близких; с ней много занимаются, и она уже начала делать первые шаги.
Кэти Прайс и Харви
Британская модель Кэти Прайс – многодетная мама, у нее пятеро детей. 15-летний Харви, старший ее сын, слеп от рождения; к тому же у него диагностированы аутизм и синдром Прадера-Вилли – очень редкое генетическое заболевание, одним из проявлений которого является неконтролируемая потребность в еде и, как следствие, ожирение. Несчастный мальчик уже хлебнул немало горя: его родной отец, футболист Дуайт Йорк отказался видеться с ним, а позднее ребенок подвергся интернет-издевательствам.
Дэн Марино и Майкл
У Майкла, сына американского футболиста Дэна Марино, в двухлетнем возрасте был диагностирован аутизм. Благодаря своевременному и успешному лечению, Майкл, которому уже 29 лет, живет практически полноценной жизнью, а его родители основали фонд помощи детям с расстройством аутичного спектра.
Константин Меладзе и Валерий
Сын музыкального продюсера Константина Меладзе страдает от аутизма. Долгое время родители мальчика скрывали это от общественности, но после их развода в 2013 году, бывшая супруга Меладзе дала откровенное интервью, в котором рассказала о том, как тяжело воспитывать ребенка-аутиста. Также она посоветовала всем родителям особенных детей как можно раньше обращаться к врачам, так как в успешном лечении аутизма огромную роль играет ранняя диагностика.
Джон Макгинли и Макс
Синдром Дауна диагностирован и у 20-летнего Макса - старшего сына актера Джона Макгинли. Хотя звезда «Клиники» давно развелся с матерью юноши, он продолжает принимать активное участие в жизни сына. В одном из интервью Макгинли обратился ко всем родителям, у детей которых обнаружен синдром Дауна.
«Вы не сделали ничего плохого. Это не наказание за ошибки вашей молодости. У ребенка 21 хромосома. Вы не единственные, кому Бог послал это чудо. И любите. Любовь творит чудеса»Майкл Дуглас и Дилан
Дилан, старший сын Майкла Дугласа и Кэтрин Зеты-Джонс имеет некоторые проблемы в развитии, однако родители не разглашают точный диагноз. Майкл мельком упомянул о здоровье сына в 2010 году, признавшись, что Дилан имеет «особые потребности».
Нил Янг и его дети
По странной прихоти судьбы, оба сына от двух браков канадского музыканта больны ДЦП. Это заболевание не является наследственным, поэтому появление в одной семье двоих детей с таким диагнозом является очень редким совпадением.
Зная о проблемах инвалидов не понаслышке, Янг и его жена Пегги основали школу для особенных детей.
Роберт де Ниро и Эллиот
У знаменитого актера шестеро детей. В 2012 на пресс-конференции, посвященной премьере фильма «Мой парень – псих» де Ниро признался, что его сын Эллиот, родившийся в 1997 году, болен аутизмом.
Федор Бондарчук и Варя
Варя, дочь Федора и Светланы Бондарчуков, родилась в 2001 году, недоношенной. По этой причине девочка немного отстает в развитии. Родители не считают свою дочь больной, предпочитая называть ее «особенной». Мать Вари с восторгом рассказывает о ней:
«Фантастический, веселый и очень любимый ребенок. Не любить ее просто невозможно. Она очень светлая»
Большую часть времени Варя живет вдали от родителей, за границей, где получает качественное лечение и образование.
Сергей Белоголовцев и Женя
Младшие дети актера Сергея Белоголовцева, близнецы Саша и Женя, родились недоношенными. У Жени обнаружили 4 порока сердца, поэтому ему еще в младенчестве пришлось перенести серьезную операцию, после которой у ребенка развился ДЦП. Поначалу родители скрывали этот диагноз от окружающих и даже стеснялись собственного сына. Но вскоре они поняли, что рассказав о своей проблеме и поделившись опытом, смогут помочь многим людям.
А у Жени все хорошо: он закончил школу для одаренных детей, поступил в институт и даже стал телеведущим. Сейчас он ведет передачу «Разные новости» на телеканале Раз Т.В.
«Мир вверх ногами», Художница Екатерина Дудник
«Особые» дети – это довольно большая группа детей с трудностями в развитии. Еще Лев Семенович Выготский писал о том, что развитие человека происходит при помощи так называемых психологических орудий (языка, письма, чисел и т.д. и т.п.) и, соответственно, ведущую роль в развитии человека играет обучение. У «особых» детей, в силу особенностей их здоровья (прошу прощенья за невольный каламбур), возникают трудности в использовании этих психологических орудий. Все это приводит к тому, что у этих детей развитие начинает идти своим «особым» путем. И мир, в котором живут «особые» дети отличается от мира обычных детей и тем более от мира, в котором живут обычные взрослые. В моей практике ярким примером столкновения этих двух миров явилась попытка найти контакт с ребенком с синдромом раннего детского аутизма.
Именно тогда я нос к носу столкнулся с ощущением того, что я не понимаю и не чувствую ребенка. Как будто ребенок живет в своем мире, а я в своем, и между нами пропасть. Все мои ожидания и представления, все мои знания и мой опыт внезапно оказались бесполезны. Я понял, что столкнулся с чужой системой координат, где действуют совершенно иные законы и принципы. Этот мир был не хуже и не лучше моего, он был просто другим. И тогда я стал наблюдать. И через некоторое время я увидел то, что заинтересовало моего подопечного. Этим предметом оказалась гитара, и именно эта гитара помогла наладить мне контакт с ребенком.
Конечно, далеко не у всех «особых» детей мир настолько специфичен, но эта специфика есть, и мой опыт говорит, что об этом нужно помнить. Более того, эту специфику надо уважать и сотрудничать с ней.
Если попытаться обобщить все написанное выше, то становится ясно, что первым шагом в установлении контакта с «особым» ребенком является признание инаковости его мира, то есть честный взгляд на ситуацию. Вторым важным условием является активное заинтересованное наблюдение, когда, с одной стороны, специалист предлагает ребенку различные варианты игры, а с другой — не навязывает их. Третьим важным компонентом, необходимым для установления контакта с «особым» ребенком, является вера. Прежде всего – это вера в то, что попытки установить контакт с ребенком имеют смысл, я бы даже сказал – это вера в ребенка. Во-вторых – это вера в себя, в то, что ты можешь это сделать. И, в-третьих – это вера себе, умение доверять своим эмоциям, чувствам и интуиции.
На вере в ребенка я бы хотел остановиться особо. Мое столкновение с кризисом этой веры произошло, когда мне сказали написать честную характеристику на ребенка с тяжелым множественным нарушением развития (умственная отсталость, сочетанная с нарушением опорно-двигательного аппарата и аутизмом). По результатам этой характеристики ребенок либо должен был отправляться в школу, либо оставался «необучаемым». Проблема была в том, что тогда я не мог установить с этим ребенком полноценный контакт и мягко, говоря, сильно сомневался, что он сможет учиться в классе. Но я понимал, что от моего решения, в некотором смысле зависит дальнейшая судьба этого ребенка. И я решил рискнуть, поверить в ребенка, и все-таки рекомендовал ребенку обучение в школе, правда, по индивидуальной программе. Сейчас этот ребенок успешно учится в школе, причем учится он вместе с другими детьми в классе «особый ребенок».
Впрочем, есть еще одна составляющая, необходимая для сотрудничества с ребенком – это уважение и принятие. В первую очередь – это принятие того факта, что ребенок имеет право быть «другим», а во вторых – это уважение границ и интересов друг друга.
Впервые с этой проблемой я столкнулся, еще когда работал с подростками с задержкой психического развития. Дело в том, что у многих из них весьма специфические представления о норме поведения. И если не ставить очень жестких границ, то все может кончиться очень печально, (для меня это кончилось тем, что дети постоянно сливали в мою сторону свою агрессию). И вместо реальной работы вы будете заниматься выживанием. Вообще, умение проставить границы – это очень важное умение, от которого во многом зависит успех работы специалиста. И я полностью согласен со словами Кристины Йенни (Сhristine Jenni), эрготерапевта с 20-летним стажем: «Развития не бывает без воспитания». Хотя здесь есть тонкая грань, между проставлением границ и прерыванием активности. И умение пройти по этой грани во многом определяет профессионализм специалиста.
Резюмируя написанное вышее, можно сказать, что сущестует ряд условий которые необходимы для установления и поддержания контакта с «особым ребенком» (хотя по моим наблюдениям с «обыкновеннымми» детьми и взрослыми это тоже работает).
Что нужно, что бы установить контакт?
- Принятие «инаковости» другого. Мир «особого» ребенка не лучше, и не хуже, он другой. В нем просто работают другие механизмы восприятия и переработки информации. У него другой жизненный опыт. И это надо учитывать и относится к этой инаковости с уважением.
- Желания взаимодействать. Взрослый должен с одной стороны активно предлагать разные игры, но с другой не навязывать их. Ведь взаимодействие подразумевает, что в процессе участвуют две стороны. И это желание взаимодействовать должно подпитываться прежде всего интересом со стороны взрослого. Процесс взаимодействия должен быть интересен сам по себе.
- Вера. Вера в ребенка, в себя и вера себе (своим чувствам и ощущениям)
Условия для поддержания контакта
- Принятие. Ребенок имеет право быть «другим» и мы не должны подгонять его под свои ожидания. Например если ребенок проявляет агрессию, мы не должны убеждать себя и других, что он «лапочка». Наша задача — это понять почему он агрессивен и как нам с этим взаимодействовать
- Взаимоуважение. Уважение границ и интересов друг друга. Как я уже сказал выше, ребенок имеет право быть другим. Но и у Вас тоже есть право быть собой (со своими интересами и желаниями). И для успешной работы, важно отстаивать не только права ребенка, но и свои права. И если ребенок проявляет в вашу сторону агрессию нужно донести, что вам это не нравится. И перенаправить эту агрессию в социально-приемлимое русло
Когда ты становишься мамой, все в мире приобретает новые смыслы и краски. Вот, ты жила сама по себе, имела свободное время, распоряжалась своей жизнью в полном смысле этого слова. А теперь ты мама. Ты не одна. Все изменилось.
Когда в семье появляется ребенок, мама по-другому начинает смотреть на свои поступки и слова, начинает оценивать их со стороны. Ее начинает волновать миллион вопросов: как быть идеальным примером для своего малыша? Как помочь ему стать самым лучшим и сильным, как дать ему все самое интересное, прогрессивное, перспективное? Как устроить его в самую крутую школу, а потом — в университет? Как поступить, если он захочет себе какой-нибудь гаджет, что делать, когда он захочет набить татуировку? Какими будут наши внуки, в конце-концов? Мы начинаем загадывать далеко вперед, мечтать о будущем.
Все эти вопросы отходят на второй план лишь в одном случае — когда твой ребенок не такой, как все. Все вокруг начинает подчиняться другим приоритетам, включаются иные инстинкты, когда ты борешься не за качество жизни, а за саму жизнь.
Моя беременность была самой обыкновенной. Вернее, я относилась к ней, как к самой обыкновенной беременности. Анализы в порядке, врачи не давали никаких комментариев, недомоганий не было. В принципе, я жила, как и раньше, меняясь внешне, становясь мечтательной и изощренной в еде.
Роды, как мне казалось, тоже прошли достаточно легко, хотя, мне было не с чем сравнить. Нина — моя первая дочь, и я совсем не догадывалась, что что-то могло быть не так. Мне казалось, если ребенок закричал, появился на свет в срок и без хирургического вмешательства — все прошло гладко. Но теперь я знаю, сколько бывает нюансов и как они могут влиять на здоровье малыша. Стимуляция, гипоксия, переворот ребенка во время рождения, некорректные врачебные манипуляции — все это произошло с нами.
Как это часто бывает, нам поставили 8/9 по шкале Апгар, но ребенка почему-то забрали в палату интенсивной терапии. Мне сказали, это подстраховочная мера после обнаружения кефалогематомы и проявления некоторого неврологического перевозбуждения. Этот этап считается промежуточным между реанимацией и обычным детским отделением. Все было окутано какой-то загадочностью, мне не давали лишних комментариев. Тогда я начала переживать. На 4 сутки дочку вернули в мою палату. Она была очень вялой, плохо ела, ножки практически не разгибались. Худая и очень маленькая. Но врачи уверяли меня, что все в порядке и это пройдет.
Нас выписали достаточно быстро, на 5 сутки, но патронажный врач сразу взяла нас на особый контроль — мне окончательно стало ясно, что с дочкой что-то не так.
Ближе к месяцу мы прошли всех необходимых врачей. Невролог завела меня в свой кабинет, посадила меня и сказала: «Я очень хочу, чтобы я была не права, но у вашей дочери большие проблемы со здоровьем. Я боюсь давать вам какие-либо прогнозы, но готовьтесь, что, скорее всего, вы всю жизнь будете посещать коррекционные заведения и места реабилитации».
Мир, конечно же, перевернулся. В остальных кабинетах мы тоже не услышали ничего радужного. Неутешительные комментарии дали практически все врачи: хирург, окулист, педиатр, врач в кабинете ЭКГ, специалист по УЗИ. После обхода мы вышли с пачкой возможных диагнозов, начиная от слепоты и спастического тетрапареза, заканчивая подвывихом тазобедренных суставов и генетическими нарушениями. Никакой определенности! Все врачи дали свои рекомендации, после чего стало ясно: медлить нельзя, мы должны обследоваться вдоль и поперек, чем раньше — тем лучше.
Этот период был наполнен моими слезами. Тяжестью и осознанием того, что все будет не так, как мы бы хотели. Знаете, будто ты повзрослел в два раза за пару недель. Прибавьте к этому изменившуюся внешность, период восстановления, — короче говоря, было сложно, я не скрою. Если вы чувствуете боль, то самая большая глупость — это намеренное ее игнорирование. Мне хотелось выплакаться. Я видела, что Нине не очень хорошо, и понимала, что на мне теперь лежит огромная ответственность за ее здоровье и жизнь. Вариант, что «она это перерастет», был не нашим.
За первый год я пролежала с Ниной в трех стационарах, изучала ее вдоль и поперек: МРТ, генетические тесты, ЭЭГ, многоуровневые проверки зрения. Мы объездили очень много специалистов и частных практиков, я показала дочь почти сотне докторов и кандидатов медицинских наук, старалась посещать только самых опытных и проверенных реабилитологов и врачей. Мы прошли бесконечное количество занятий и пропили множество препаратов. При всем этом, ни один анализ или обследование не выявило сильного нарушения или патологии. Врачи разводили руками. Ее состояние двигалось с положительной прогрессией, но не так быстро, как мне бы хотелось. Мне постоянно чего-то хотелось от нее: я ждала, что она начнет выполнять функции по «норме», начнет стремительно прибавлять в весе, выздоровеет.
Но все это неправильная позиция.
Сейчас я понимаю, что самое важное в принятии — просто любить своего ребенка, давать ему все необходимое для восстановления. Не нужно ждать, что все наладится, делить детей на «нормальных» и тех, что не вписываются в эти рамки, если мы говорим про неврологию. Это просто ребенок, этот ребенок мой. Мой самый любимый и родной человек.
Наверное, я являюсь редким экземпляром. Мне удалось не только принять состояние дочери, но и углубиться в осознание своих страхов путем изучения всего того, что с ней происходит. Я сразу начала изучать все неврологические термины, прошла курс по неврологии на Сoursera, читала научную литературу, изучала зарубежные источники, зарегистрировалась на форумах, начала вести блог в приложении mom.life, который сейчас читает около 2 тысяч человек. Я стала лучше понимать врачей.
Многие из них, видя анамнез, который я написала для упрощения процесса знакомства с новым специалистом сама, задавали мне вопрос: «А вы точно не учились в «меде»?».
Я не закрылась, я не испугалась. Думаю, это можно назвать вторым пунктом на пути к принятию: быть открытым и не бояться данности. Сейчас Нине 2,5 года. У нее до сих пор нет конкретного неврологического диагноза, кроме размытых понятий, вроде задержки развития. Все ее навыки приобретались значительно позже, чем у сверстников, несмотря на большое количество реабилитационных занятий. Также есть ряд установленных диагнозов, вроде нистагма и сильной миопии, но это совершенно меня не пугает.
Я поняла, что моя дочь уникальна, и это не просто красивая фраза. Я не знаю какой будет Нина через два года, через 10 лет, но я бы никогда не могла знать этого, даже если бы моя дочь росла и развивалась по «норме». Мне очень повезло, что рядом всегда были близкие люди, родители и друзья. Когда Нина подросла, на какое-то время я смогла найти ей классную няню, которая освобождала мне еще несколько свободных для себя часов в день. Я понимаю, что моя жизнь так же полна и увлекательна, как и у других «обыкновенных» мам. Сейчас я активно развиваю свой проект , работаю дизайнером, был период, когда я успевала выступать со своей группой Groove Etiquette. Я тусовалась, занималась спортом, виделась с друзьями — все так же, как и у всех. Быть может, даже больше, так как Нина научила меня видеть жизнь во всех ее красках, не делить мир на черное и белое, правильное и неправильное. Жизнь гораздо шире и получить это знание — дар, который стал доступен мне благодаря «особенности» моей дочки. Конечно, в моей жизни всегда есть неизменная мысль о том, в каком направлении я могу развивать свою дочь, какие манипуляции или препараты ей необходимы, я всегда «держу руку на пульсе». В ближайшее время Нина пойдет в лучший инклюзивный сад Москвы, построенный при содействии Юнеско. Я полагаю, что там мы обретем новых друзей и прекрасных специалистов.
Я научилась не только принимать эту данность, но и благодарить Вселенную за то, что со мной все случилось именно так. Люди не делятся на «нормальных» и «особенных», потому что каждый из нас уникален.
специально для Hipsta Mama.
Много статей написано про принятие родителями своих детей.
Что зачастую мы ждем от них каких-то успехов, действий, достижений, к которым они не готовы, или которые нужны только лишь НАМ, но не ИМ.
В данной статье, в первую очередь, я буду опираться на свой личный опыт.
У меня есть дочь, ей три с половиной года. Чем старше она становится, тем больше у меня появляется страхов. Страхи эти связаны с тем, как она развивается в сравнении со своими сверстниками и относительно понятия «норма». Ведь ни для кого не секрет, что дети, которые развиваются по-другому, выделяются «из толпы». И страхи у родителей появляются именно в этом контексте. «А у соседа ребенок уже пошел, а у друзей стихи рассказывает, а в детском саду все водят хоровод».
Например, на детском дне рождения она больше тянется к обществу взрослых и очень мало общается со сверстниками. Сейчас, конечно, она уже не боится их, но играть совместно по-прежнему не хочет. Со временем я поняла, что ей необходимо много времени, чтобы привыкнуть к кому-то из сверстников, и потом она может вместе играть.
Она поздно начала говорить и до сих пор еще в полной мере не может рассказать, что с ней происходит. А мне-то хочется, чтобы моя девочка развивалась как ВСЕ: быстро устанавливала контакт, дружила, складывала пазлы. Но она так не может. В силу своих особенностей и эмоциональных сложностей.
Мне казалось, у меня самый худший ребенок среди всего моего окружения. Ничего не умеет, общаться не может, в саду плачет. Одно время я ломала голову, почему же все так? Я страдала, злилась на нее и на себя. Но, как говорится, когда ребенок попал в яму, нужно думать, как его оттуда достать, а не о том, как он туда попал.
С самого рождения у моей девочки были выявлены некоторые неврологические проблемы, которые мы лечили кучей лекарств, процедур и массажей. К году все более-менее нормализовалось. Я расслабилась, считая, что все сложности закончились, и теперь наша дочь будет развиваться нормально, расти и радовать нас.
Тоже, кстати, момент, нашей культуры. Ребенок должен нас радовать. Даже на днях рождения желают: «Радуй маму и папу». С чего вообще ребенок должен кого-то радовать?
Вообще радовать это хорошо. Но у нас, как правило, не принято давать детям возможность быть непослушными, капризными, нужно ведь «держать марку». Если истерика в гостях, срочно успокаивать, а то стыдно… А как же тогда ребенку учиться справляться и с негативными эмоциями? Где брать опыт, если его лишают?
В сад я ее вела с трясущимися ногами. И забирала первое время тоже. Мне казалось, я сейчас приду, она там все обкакала, описала и вообще всех побила (это при том, что она не агрессивная). На самом деле она большая молодец, привыкает, ходит. Плачет, конечно, когда я утром ухожу, но это не самое страшное.
Еще большим страхом для меня было то, что если в саду детей ругают, могут прикрикнуть - это кошмар, кошмар. Что моего ребенка травмируют и доведут до невроза. И я по-прежнему понимаю, что такая возможность, конечно, есть. Но сейчас к этому добавилось осознание, что как бы плохо ни было моей девочке в детском саду, она сможет мне сказать об этом. К тому же я сама порой бываю еще хуже. И здесь, скорее всего, поведение воспитателей обращает меня к самой себе, как я порой не выдерживаю и кричу на дочь. Посещение детского сада развернуло меня к мыслям о необходимости развивать доверие к миру, все больше отпуская контроль.
Конечно, мне здорово помогла психотерапия, и, в особенности, закрытая группа (закрытая группа - это такая форма психотерапии, где участники встречаются на протяжении полугода раз в неделю. Там есть возможность самораскрытия, получения поддержки). Когда люди мне сказали, что ничего такого страшного с моим ребенком не происходит. И все дело в моем принятии ее.
До этого я была уверена, что все прекрасно понимаю, что все и правда плохо, и потому продолжала страдать.
Мне понадобилось много времени, чтобы уложить в голове, что вот так она развивается. У нее свой темп, свои потребности и возможности. Но, чтобы к этому прийти, мне пришлось даже обратиться к своим коллегам, чтобы посмотрели, все ли с ней нормально. Некоторые сложности подтвердились. Но знаете, что самое ужасное? Тяжелее всего от них именно МНЕ, а не ЕЙ!!!
В тот момент мне стало очень стыдно перед своей девочкой. И перед мужем. Ведь и с ним я делаю то же самое.
Как я сама не даю дочке шанса быть самой собой, а, наоборот, стараюсь заставить ее делать, что мне нужно или якобы, положено - но не то, что ей самой хочется.
Я увидела, как я умею обесценивать то хорошее, что дочка уже умеет, с чем уже неплохо справляется. И как сильно раздуваю ее сложности. Причем я делаю все, чтобы, как я думаю, ей помочь. Вожу на детскую группу, занимаюсь с ней, говорю про чувства. Но так часто забываю самое главное - просто дать ей возможность быть собой. Направлять ее и мягко подсказывать, но руководствуясь не своими мотивами и страхами, а ее чувствами и желаниями. Ведь они правда у каждого свои.
А еще я задала себе ряд важных вопросов:
- Чего я боюсь?
- Что она будет отличаться от своих сверстников?
- Что у нее не будет друзей, будут сложности в обучении?
Я поняла, что эти страхи и фантазии ни к чему меня не приведут. И сейчас стараюсь останавливать себя, учусь ловить момент. Делать то, что можно сделать уже сейчас, и не тревожиться так за то, чего вообще может никогда и не быть. Ведь, несмотря на все свои сложности, она очень трогательная, ранимая, нежная, добрая и любопытная девочка. И мне хочется защищать ее, любить, беречь ее.
Ко мне нередко приходят такие же тревожные родители с детками. И я очень четко вижу огромные ресурсы в детях, и зачастую все не так плохо, как представляется родителям. Но при этом я очень хорошо понимаю, что они чувствуют.
Я считаю, что все это в такой же мере относится и к семьям, где у деток есть сложности аутистического спектра или какие то другие. Ведь здесь речь тоже идет о принятии. Что вот такой он, мой ребенок. Особенный, чудесный, неповторимый... И это вовсе не означает, что вы плохой родитель, что «судьба у вас такая», и вам «крест нести всю жизнь». Зачастую половина успеха в таких семьях - это именно принятие родителями своих детей, их особенностей и диагнозов.
У нас с вами - как у взрослых и родителей - намного больше ресурсов и сил помочь своему ребёнку адаптироваться в этом мире, показать, что можно радоваться жизни, ценить каждое ее мгновение. Учиться бережнее относиться к себе и замечать то, что у нас хорошо получается, не бороться все время с самим собой. Ведь всему этому можно научить только своим примером.
Конечно, на это нужно много сил и физических, и эмоциональных. Поэтому так важно обращаться за поддержкой. Психотерапия в этом смысле универсальный помощник. И для детей, и для родителей. Ведь именно здесь у вас будет возможность научиться принимать своего ребенка, справляться со всеми сложностями, грузом переживаний и эмоций. Кроме того, специалисты всегда могут дать адекватную и объективную оценку состояния ребенка и прогнозы относительно его сложностей, отследить динамику изменений в процессе терапии. А это очень важно, так как родители зачастую (не специально, в силу своих переживаний) могут усугублять ситуацию.
В целом обращение за профессиональной помощью позволяет расширить горизонт проблемы, увидеть перспективу и возможные варианты того, что можно сделать.
Я надеюсь, что моя статья, мое признание в своей уязвимости поможет родителям, которые испытывают похожие чувства. Поможет понять, что все с вами в порядке, что вы живые и настоящие и стараетесь принять своего ребенка и, конечно, желаете ему только хорошего. Что невозможно быть идеальным родителем, ведь в таких сложных переживаниях (да и вообще в родительстве) актуализируется множество своих внутренних конфликтов, установок родительской семьи, которые порой необходимо осознать, прожить, чтобы появилась возможность что-то изменить и привнести свое.
Это долгий и сложный путь, но он реален
, он есть,
и я желаю всем сил и терпения на этом пути!
