Страшная городская легенда про нездоровую любовь. Страшные истории

Эту историю я услышала от хорошей приятельницы моей мамы. Мы часто бывали у нее, когда я приезжала в Россию на каникулы из Дюссельдорфa. Анастасия Александровна – очень приятная женщина, частенько рассказывала нам что-либо интересное, но то, что она поведала в последнюю нашу встречу, меня поразило. Я знала, что у Анастасии Александровны когда-то погиб горячо любимый муж, я плохо его помнила, но мама рассказывала, что это был необыкновенно умный, интересный человек. Он был старше Анастасии Александровны почти на 17 лет. Слышала также, что какая-то необычная история любви была у них. И вот как-то вечером, когда разговор коснулся любви, я заметила в глазах этой старой женщины нечто такое, что заставило меня замолчать. А потом Анастасия Александровна рассказала мне то, что произошло с ней много лет назад. Я не спала всю ночь… А наутро записала ее рассказ почти дословно.

— Ты, наверное, слышала о реинкарнациях? – спросила меня она. – Конечно, да, я уверена, ведь сейчас о чем только не пишут. А вот в наше время не только такого слова не было, но как-то само понятие «переселение души» не имело места. То, что происходило со мной, казалось окружающим легким сдвигом в моей психике. Родители – потомственные медики – мечтали о моей карьере врача. А меня тянуло в музыку. В музыкальную школу я бежала, как в дом родной. Мне было двенадцать, когда, однажды, возвращаясь вечером из школы, я внезапно почувствовала себя плохо. Мы жили тогда в Магадане. Было очень темно – осень, шел мокрый снег. Я шла по улице, и вдруг как будто что-то выстрелило в моем сознании, я увидела, что нахожусь совершенно на другой улице, какой-то узенькой и грязной. Это была я и не я. Так сложно объяснить это состояние. «Там» мне было около четырнадцати лет. Белокурые волосы, чепец на голове, клетчатая шерстяная юбка, грубые тяжелые башмаки – вот что я отчетливо помню. Помню также, что я шла к очень важному человеку, от которого зависела моя судьба. Потом снова резкий толчок, и я увидела себя вновь настоящую, на скамейке, рядом две женщины и мужчина, которые о чем-то меня спрашивали, вытирали платком лицо. Ослабевшую и растерянную, меня привезли домой и сдали на руки родителям, страшно перепугавшимся, ведь я никогда не была слабым ребенком в плане здоровья. Я рассказала маме об увиденном, и она испугалась еще больше. Помню, тогда она мне даже какие-то уколы делала.

Потом все повторилось примерно через полгода. Я сидела на уроке биологии, когда вдруг все «поплыло» и я увидела себя в большой светлой комнате, в длинном розовом платье. Очень хорошо помню убранство комнаты и клавесин. За клавесином сидел красивый седоволосый мужчина и играл вальс. Я с обожанием смотрела на него. Совершенно четко помню, что он был моим опекуном. Мой дальний бездетный родственник, богатый и знатный, взявший меня, бедную дочь разорившихся родителей себе на воспитание с целью выдать удачно замуж и обрести, таким образом, наследников. Потом мужчина встал и мы по «раз», «два», «три» начали вальсировать. Он мягко указывал на мои ошибки, показывая, как нужно делать поворот головы. Потом я снова вернулась в мое настоящее. Было ощущение, что все длилось несколько минут, урок продолжался… Долгое время ничего подобного не повторялось, и я уже думала, что это действительно были возрастные психические отклонения.
Окончив восемь классов, к великому огорчению родителей, я поступила в Хабаровское музыкальное училище. Училась прекрасно, встречалась с молодыми людьми, мечтала о карьере великого музыканта, в общем, жила как многие мои подруги – ничего особенного. И вот снова «включение». В тот момент я занималась в аудитории, играла Баха. Я увидела себя в чудесном осеннем саду. Было достаточно холодно, но еще играли лучи солнца. Вдали виднелся огромный каменный дом, аккуратные дорожки вокруг газонов. Я шла, опираясь на руку того седоволосого мужчины, одетая в теплое пальто с накидкой. Я ждала ребенка. Наверное, это были последние месяцы беременности.

Мой опекун что-то говорил, но я не слушала. Мое сердце разрывалось от боли. Я любила этого человека. А он выдал меня замуж за молодого знатного юношу и с упоением ждал появления нашего первенца. Я шла и думала о том, что, наверное, никогда не посмею признаться в своих чувствах. В какой-то момент мой приемный отец, высвободив руку, быстро подошел к небольшому розовому кусту и сорвал одинокую, уже увядавшую розу. Потом подошел ко мне, встал на колени и протянул ее. И было в его взгляде что-то такое… Я пришла в себя за фортепиано, руки лежали на коленях, а в груди что-то рвалось. Больше никаких включений той жизни у меня не было. Потом я часто задумывалась о том, на каком языке мы разговаривали, и все казалось, что на английском. Кстати, в нынешней жизни он легко мне дался, говорю, как на родном.

А дальше события происходили так: на выпускной экзамен ожидался приезд нескольких членов комиссии из Москвы, и, естественно, мы все страшно волновались ведь только некоторых счастливчиков ожидал плавный переход в консерваторию. Я выхожу на сцену, сажусь за рояль. Но, прежде чем играть, смотрю на экзаменаторов. И в прямом смысле цепенею: в одном из кресел сидит ОН, опекун из той жизни, только несколько моложе! Я не смогла играть. Мне стало так плохо, что и передать невозможно. В коридорчике сокурсники дружно отпаивали меня водой. На плечо мягко легла рука: «Не переживайте, позже все сдадите. Никуда не уходите, я отвезу вас домой». Так я познакомилась с моим будущим мужем. Юрий увез меня в Москву, где мы поженились. Я безумно любила этого человека, но все же не находила в себе силы, чтобы рассказать ему о том, что творилось со мной эти годы.

Я была на последних сроках беременности, когда муж приехал навестить меня в роддом. Мы гуляли по больничному саду, это был конец сентября. Деревья уже все пожелтели, сад был пустой. Но в одном из уголков мы увидели куст розы с одним, последним цветком. Я невольно остановилась, а Юра, как мальчик, перепрыгнув через ограду, сорвал эту розу и поднес ее мне, став на одно колено, как «там». Представляешь, что со мной было? У меня начались схватки! Родила я двойню, сына и дочь. А через шесть лет потеряла мужа. Меня вызвали из школы, где я преподавала, прямо в больницу: Юра попал под машину. Нелепо и случайно. Врачи ничего не скрывали и сказали прямо, что осталось ему несколько часов. Эти два с небольшим часа я не забуду никогда… Юра находился без памяти и я боялась, что он так и умрет, не попрощавшись со мной. Но в какой-то момент он открыл глаза и пристально посмотрел на меня. Я думала, он смотрит, не видя. Глаза слезились. Я склонилась, пытаясь разобрать, что он шепчет. Сначала ничего невозможно было разобрать, потом он вдруг весь напрягся и совершенно отчетливо произнес на чистейшем английском языке: «А помнишь, я учил тебя танцевать вальс?» И тут же его рот перекосила судорога. Через несколько минут его не стало…

Вот прошло столько лет, а я все задаю себе вопрос: что это было, почему? Когда стали печатать различные статьи и исследования о разных необычных явлениях в нашей жизни, я с жадностью читала все, что касалось реинкарнаций, но ничего толкового так и не нашла. Но однажды, рассказав эту историю одной, так сказать, знахарке, я услышала такие слова: «Вы в прошлой жизни согрешили, дали настоящей любви пройти мимо и остались врозь, не отработав свою жизненную задачу. Жизнь снова дала вам шанс. Но за все нужно платить, и счет оплатил твой Юра».

У нас в городе довольно сильно распространена одна страшная легенда про блаженного и его нездоровой, а может и здоровой любви к женщинам. Этот человек умер из-за сильных побоев, и по слухам, его призрак до сих пор бродит по улицам.

Лет шесть назад, может чуть больше, как раз в нашем районе обитал Фима. Худой мужчина средних лет, в своим неизменном пальто, которое носил в любую погоду. На голове у него покоилась шапка-ушанка в холодную погоду, в жару она менялась на фетровую дамскую шляпу с оборванными полями. Весь гардероб Фимы умещался в клетчатую «челночную сумку», которую блаженный носил, перекинув за спину.

Относились к блаженному довольно настороженно. Никакой агрессии за ним не наблюдалось. Но, как говорится, был один момент. Женский пол, причем вне зависимости от возраста, вызывал у него жесточайший интерес. Часто сумасшедший подходил к девушкам на остановке, заглядывал в лицо и спрашивал: «Ты зачем такая красивая?». Сначала это вызывало улыбку, но когда шутка повторяется десять или двадцать раз, то перестает быть смешной.

Постепенно от Фимы стали шарахаться. Вроде, кто его знает, что у того на уме. А потом случилось ужасное. В районе пропала девушка, искали всем миром, расклеили объявления на столбах, прочесывали ближайшие лесопосадки, канализационные стоки – без толку. На свою беду, у блаженного появилась новая присказка, он ходил и бормотал под нос: «Нельзя такой красивой ходить, вот и пропала». Обронил, раз, потом второй, народ и растрепал, что сумасшедший про пропавшую все твердит.

А потом в одно утро Фиму нашли забитого до смерти, прямо на улице. Он лежал на своей клетчатой сумке, обезображенный, с лицом, похожим на кусок фарша. Мне тогда «посчастливилось» идти в школу и наблюдать это зрелище – милиция, мертвый бомж и куча зевак. Поговаривали, что убил его кто-то из родственников пропавшей, грешили даже на отца. Но убийца в этой страшной легенде так и остался ненайденным.

С тех пор прошло достаточно много времени. И вот именно то, что произошло со мной недавно. Возвращалась поздно вечером. Вышла на угол моего дома, который стоит огромной буквой Г. Подъезд со двора, поэтому пути два – короткий, как назло плохо освещенный, почти не проходной. И наоборот – достаточно людный, но и длинный. Я, как и всегда, выбрала первый путь. Уже сделала несколько шагов в темноту, когда впереди возникла странная фигура.

На нем был напялен то ли балахон, то ли плащ. На голове громоздилась шляпа, скрывающая лицо. Позади виднелась тень огромной тюка, перекинутого через плечо. Человек двигался неторопливо, все нашептывая что-то под нос. Меня охватила паника, но я старалась не подавать вида, хотя шаги стали менее частыми.

Когда между нами осталось всего метров пять, незнакомец остановился и до боли знакомым голосом произнес: «Ты почему такая красивая так поздно ходишь?». Тут я сразу вспомнила ту страшную легенду про блаженного, изуродованный побоями труп, пропавшую девушка. Ноги сами развернули и понесли меня в обратную сторону. Оказавшись на освещенном углу, я решила передохнуть, но позади раздался женский крик.

Вот тут и открылось второе дыхание. Я бежала вдоль собственного дома с другой, длинной стороны, первый раз в жизни проклиная, какой же он длинный. А когда оказалась в квартире, первым делом набрала полицию и рассказала, что видела человека и про женский крик. А потом было самое жуткое…

По делу убийства девушки около нашего дома я проходила, как свидетель, хотя рассказать особо было нечего. Единственное, что занесли важное для следствия в протокол при опросе – что слышала крик. Описания того, кого видела, не пригодились. Тех двоих мерзавцев на удивление быстро нашли – банальная попытка ограбления. Того, кого видела я, естественно, искали, но как свидетеля и, понятное дело, не нашли.

А я думаю, что это и вправду был Фима, не желавший остаться в этой страшной городской легенде неправильно осужденным. Ведь, если бы не встреча с ним, то меня сейчас могло бы не быть.

10 коротких, но очень страшных историй на ночь

Если тебе нужно поработать ночью, а кофе уже не действует, прочитай эти истории. Взбодрят. Бр-р-р.

Лица на портретах

Один человек заблудился в лесу. Он долго блуждал и, в конце концов, в сумерках натолкнулся на хижину. Внутри никого не было, и он решил лечь спать. Но он долго не мог заснуть, потому что на стенах висели портреты каких-то людей, и ему казалось, что они зловеще смотрят на него. В конце концов он заснул от усталости. Утром его разбудил яркий солнечный свет. На стенах не было никаких картин. Это были окна.

Сосчитай до пяти

Однажды зимой четыре студента из клуба альпинистов заблудились в горах и попали в снежную бурю. Им удалось выйти к заброшенному и пустому дому. В нем не было ничего, чтобы согреться, и ребята поняли, что замерзнут, если заснут в этом месте. Один из них предложил вот что. Каждый встает в угол комнаты. Сначала один бежит к другому, толкает его, тот бежит к третьему и т.д. Так они не заснут, а движение их согреет. До утра они перебегали вдоль стен, а утром их нашли спасатели. Когда студенты позже рассказывали о своем спасении, кто-то спросил: “Если в каждом углу по одному человеку, то, когда четвертый добегает до угла, там же никого не должно быть. Почему вы тогда не остановились?” Четверо посмотрели друг на друга в ужасе. Нет, они ни разу не остановились.

Испорченная пленка

Одна девушка-фотограф решила провести день и ночь в одиночестве, в глухом лесу. Она не боялась, потому что не впервые ходила в походы. Весь день она фотографировала деревья и травы на пленочную камеру, а вечером устроилась спать в своей маленькой палатке. Ночь прошла спокойно, ужас настиг ее только через несколько дней. На всех четырех катушках получились отличные снимки, за исключением последнего кадра. На всех фотографиях была она, мирно спящая в своей палатке во мраке ночи.

Звонок от няни

Как-то семейная пара решила отправиться в кино, а детей оставить с бэбтситтером. Детей они уложили спать, так что молодой женщине нужно было просто сидеть дома на всякий случай. Вскоре девушке стало скучно, и она решила посмотреть телевизор. Она позвонила родителям и попросила у них разрешения включить ТВ. Они, естественно, согласились, но у нее была еще одна просьба… она спросила, нельзя ли закрыть чем-нибудь статую ангела за окном и, потому что та ее нервировала. На секунду в трубке стало тихо, а затем отец, который говорил с девушкой, сказал: «Забирай детей и бегом из дома… мы позвоним в полицию. У нас нет статуи ангела». Полиция нашла всех оставшихся дома мертвыми. Статую ангела так и не обнаружили.

Кто там?

Лет пять назад глубокой ночью раздались 4 коротких звонка в мою дверь. Я проснулся, разозлился и не стал открывать: я никого не ждал. На вторую ночь кто-то снова позвонил 4 раза. Я выглянул в глазок, но за дверью никого не было. Днем я рассказывал эту историю, и пошутил, что, наверное, смерть ошиблась дверью. На третий вечер ко мне зашел знакомый и засиделся допоздна. В дверь снова позвонили, но я сделал вид, что ничего не заметил, чтобы проверить: может, у меня галлюцинации. Но он все прекрасно услышал и, после моей истории, воскликнул: “Ну-ка разберемся с этими шутниками!” и выбежал во двор. В ту ночь я видел его последний раз. Нет, он не исчез. Но по дороге домой его избила пьяная компания, и он скончался в больнице. Звонки прекратились. Я вспомнил об этой истории, потому что вчера ночью услышал три коротких звонка в дверь.

Близнец

Моя девушка сегодня написала, что не знала, что у меня такой очаровательный брат, да ещё и близнец! Оказывается, она только что заезжала ко мне домой, не зная, что я задержался на работе до ночи, и он её там встретил. Представился, угостил кофе, рассказал несколько смешных историй из детства и проводил до лифта.

Даже не знаю, как сказать ей, что у меня нет брата.

Сырой туман

Дело было в горах Киргизии. Альпинисты разбили лагерь близ небольшого горного озера. Около полуночи всем захотелось спать. Как вдруг со стороны озера послышался шум: то ли плач, то ли смех. Друзья (их было пятеро) решили проверить, в чем дело. У берега они ничего не нашли, но увидели странный туман, в котором светились белые огни. Ребята пошли к огонькам. Сделали всего пару шагов в сторону озера… И тут один, который шел последним, заметил, что он стоит по колено в ледяной воде! Он дернул ближайших к нему двоих, они пришли в себя и выбрались из тумана. А вот двое, что шли впереди, исчезли в тумане и воде. Найти их на морозе, в темноте было невозможно. Ранним утром выжившие поторопились за спасателями. Те никого не нашли. А к вечеру умерли и те двое, что только окунулись в туман.

Фотография девушки

Один старшеклассник скучал на уроке и смотрел в окно. На траве он увидел брошенную кем-то фотографию. Он вышел во двор и подобрал снимок: на нем оказалась изображена очень красивая девушка. На ней было платье, красные туфли, и она показывала рукой знак V. Парень стал расспрашивать всех, не видели ли они эту девушку. Но никто ее не знал. Вечером он поставил фото возле кровати, а ночью его разбудил тихий звук, словно кто-то скребется в стекло. В темноте за окном раздался женский смех. Пацан вышел из дома и начал искать источник голоса. Тот быстро удалялся, и парень не заметил, как торопясь за ним, выбежал на проезжую часть. Его сбила машина. Водитель выскочил из машины и пытался спасти сбитого, но было уже поздно. И тут мужчина заметил на земле фотографию красивой девушки. На ней было платье, красные туфли и она показывала три пальца.

Бабушка Марфа

Эту историю рассказал внучке дедушка. В детстве он оказался с братьями и сестрами в деревне, к которой подходили немцы. Взрослые решили спрятать детей в лесу, в доме лесничего. Договорились, что еду им будет носить баба Марфа. А вот возвращаться в деревню было строго запрещено. Так дети прожили май и июнь. Каждое утро Марфа оставляла еду в сарае. Сначала забегали и родители, но потом перестали. Дети смотрели на Марфу в окно, она поворачивалась и молча, тоскливо смотрела на них и крестила дом. Однажды к дому подошли два мужика и позвали детей с собой. Это были партизаны. От них дети узнали, что их деревню сожгли месяц назад. Убили и бабу Марфу.

Не открывай дверь!

Двенадцатилетняя девочка жила с отцом. У них были прекрасные отношения. Однажды отец собрался задержаться на работе и сказал, что вернется поздно ночью. Девочка ждала его, ждала и, наконец, легла спать. Ей приснился странный сон: отец стоял на другой стороне оживленного шоссе и что-то ей кричал. Она едва расслышала слова: “Не… открывай… дверь”. И тут девочка проснулась от звонка. Она вскочила с постели, подбежала к двери, посмотрела в глазок и увидела лицо отца. Девочка уже собиралась открыть замок, как вспомнила сон. И лицо отца было каким-то странным. Она остановилось. Снова зазвенел звонок.
– Папа?
Дзинь, дзинь, дзинь.
- Папа, ответь мне!
Дзинь, дзинь, дзинь.
- Там кто-то есть с тобой?
Дзинь, дзинь, дзинь.
- Папа, почему ты не отвечаешь? - девочка едва не плакала.
Дзинь, дзинь, дзинь.
- Я не открою дверь, пока ты мне не ответишь!
В дверь всё звонили и звонили, но отец молчал. Девочка сидела, сжавшись в углу прихожей. Так продолжалось около часа, потом девочка провалилась в забытье. На рассвете она проснулась и поняла, что в дверь больше не звонят. Она подкралась к двери и снова посмотрела в глазок. Ее отец всё ещё стоял там и смотрел прямо на неё.Девочка осторожно открыла дверь и закричала. Отрубленная голова её отца была прибита к двери гвоздем на уровне глазка.
На дверной звонок была прикреплена записка, в которой было всего два слова: «Умная девочка».

Хочу, как и все на этом сайте, рассказать свою историю. Не могу сказать, что она у меня очень поучительная, просто больно и хочется выговориться.
Ровнёхонько семь лет назад я попала на работу в исправительную колонию. Лет мне к тому времени было немало, почти 35, жизнь побила за это время достаточно, поэтому розовые очки были давно и окончательно положены на полку.
В тот момент я была прочно замужем, но, как говорится, не так прочно, как привычно. В общем, в зоне я и встретила своего следующего мужа. Преступник до мозга костей, вся жизнь в тюрьмах, статьи – одна страшнее другой, срок заоблачный и при этом нежный, заботливый, внимательный и безумно любящий муж. Мы естественно поженились, с нашими пробивными способностями все, кто пытался нам помешать, были сметены и растоптаны.
Началась семейная жизнь, поездки на свидания, письма, телефонные звонки, волнения друг за друга – обычная семейная жизнь, только, к сожалению, не рядом. Было очень тяжело, помощи ждать было не от кого, всё сама, на себе, вырывая суставы и гробя здоровье. Но, за трое суток на свидании мой муж умудрялся дать мне столько нежности, что её хватало на ожидание следующего свидания, на нежелание видеть других мужчин рядом, на желание быть только с ним. Он всегда, каким-то невероятным образом, даже когда не было возможности говорить по телефону, был рядом, участвовал в нашей с дочкой жизни, даже умудрялся защищать нас оттуда. Мы были счастливой семьёй, строили планы на вольную жизнь, хотя сидеть нам было ещё очень и очень долго, но как же без планов-то! Мы были счастливы …
Ещё семь лет назад, своими глазами посмотрев что творится в наших колониях, я поняла, что очень хотела бы заниматься защитой прав осуждённых. А испытав всё это ещё и на нашем семейном опыте, я поняла, что это уже не просто желание, а насущная потребность. Год назад я встретила человека, который был «болен» той же идеей и мы начали работать вместе. Конечно, решение заниматься правозащитой мы принимали вместе с мужем, мы всё решали вместе, так уж было заведено в нашей семье. И мы прекрасно понимали кто в первую очередь будет поставлен под удар, когда о моей работе узнают в МВД (мы не из России, в нашем государстве любая правозащитная деятельность это враги власти и это чревато).
Описать всё, что творили с моим мужем за этот год – получится «Война и мир». Нас лишили звонков, писем, свиданий, посылок, передач – просто полный вакуум. Когда мне всё-таки удавалось прорваться на свидание, муж смеялся и говорил мне, чтобы я берегла себя и дочку, а он в тюрьме справится, ему не привыкать. Справился …. в конце апреля моего мужа убили.
Берегите своих любимый, живите только ими, всё остальное такая фигня, ребята!

(Письмо мертвым)

Светлейшему и благородному и всякого почитания и восхваления достойному Господину Князю и всем господам дубровницким и моему верному и дорогому другу Бернарду Ришарди мой поклон. Желаю вам, по милости Божьей, радоваться и крепить свою власть. Я, Кувеля Грек, находясь между двумя крестами и между двумя мечами, пишу по вашему повелению из города Нови, 6 апреля 1667 года.

Ваша светлость, хотя черта никто не видел, люди добрые сумели его себе вообразить, а вы не удивляйтесь, что это письмо совсем не такое, как прежние мои письма. Кто умеет перекреститься, тот и саблю получит, а если вам мое письмо сначала покажется смешным, то вы себе смейтесь на здоровье, немного смеха за ушами никогда не повредит, а вот от громкого смеха воздерживайтесь, не то пропадет голод и вы не сможете есть. В нужное время, когда уши будут далеко, а глаза близко, дойдет дело и до того сообщения, которое прямо касается вас, светлейшие и славнейшие господа. Пока не дочитаете мое письмо до конца, что хотите, то и думайте. Оно вам покажется удивительным, по крайней мере в три раза более удивительным, чем все мои прежние письма. А возможно, оно было бы еще удивительнее, не держи я сейчас в своей руке обычное перо, а вы в ваших – мою голову.

Я пишу железным пером и серебряными чернилами не потому, что швыряю деньги на ветер, а сапоги украшаю дорогими пряжками. Нужда меня заставляет. Не потому сосна стоит, что буря ее не ломает, а потому, что навстречу буре другие ветры дуют. Меня, конечно, не положат в гроб в той же одежде, в какой убьют, но серебром я пишу не из-за большого богатства, а из-за того, что зрение мое слабеет и подходят к концу наши с вами дела и мои к вам письма. Придется вам нанимать кого-то другого, чтобы присылал вам донесения с турецкой стороны, ведь мы нужны, пока у нас силы есть. Я положил в огонь и мужских, и женских дров, греется моя старость, пекутся яйца в золе, а я макаю перо то в свечку, то в порох, перемешанный с серебром. Пока перо блестит, я вожу им потихоньку, а как перо потемнеет, так и в глазах у меня темнеет, и снова надо обмакивать перо в свечку… Так и пишется мое последнее к вам письмо. Но я надеюсь, что мрак есть только отсутствие света, так же как боль и зло суть отсутствие Добра, а сами они не являются ни истинными, ни сущностными.

Вы знаете, Ваша светлость, что я уже третий Кувеля, который служит вам верой и правдой, еще дед мой Михо и отец мой Иван слали тайные донесения из так называемых турецких земель тем пресветлым князьям и господам дубровницким, которые, возможно, приходились вам отцами и дедами, а все это для того, чтобы ваше государство укреплялось, а наш язык, хотя бы в ваших краях, звучал свободно. Вы знаете и то, что мой отец Иван радел и о наших греческих, и о ваших римских крестах, выкупая их у турок, чтобы спасти от переплавки на посуду, и что он слал вам достоверные сведения обо всем, что делается у турок, пока не встал на его пути один из Шабановичей, бек города Нови, Ризван Шабанович, проведавший, что Кувели вам пишут. Понял тогда отец, что сам себя за локоть не укусишь, сел на корабль к ускокам, и до крещенских морозов никто его не видал… А когда наступил такой холод, что щека не чуяла прикосновения пальцев, он спрятался вместе с ускоками в заброшенной церкви на горе Орен (как можно дальше от монастыря Савина, где в то время я обучался грамоте). Чтобы не умереть от холода, они сначала бросали в костер снятые с ружей приклады, а когда их спалили, принялись жечь подряд все деревянное, даже церковные иконы, осеняя себя при

этом крестом и давая зарок построить церковь лучше прежней, как только придет весна и они смогут взяться ла весла. Иван Кувеля набирал в свой плащ снегу, спускался с гор, нес его в безводные селения, а там отдавал женщинам в обмен на корку хлеба. А когда понял, что, хоть грех велик, исполнять зарок уже некому, он под прикрытием метели тайно спустился с гор в Нови. Сначала пошел на пристань и напился морской воды, потом отправился домой, достал пояс, в котором были зашиты дукаты, предназначенные для моего обучения и пропитания, и, Ваша светлость об этом знает, послал кошелек с золотом своему дорогому другу и вашему верному товарищу Стиепе Бацу в Дубровник, с просьбой отвезти деньги в Константинополь в обмен на голову того бека Шабановича, что стал у него на пути. И написал вам тогда отец мой, Иван Кувеля: «Куда послать золото – решайте сами: или как „гостинец" в Стамбул, чтобы лишили жизни бека, или в Улцинь какому-нибудь сарацину, чтобы он лишил жизни меня. Но больше так продолжаться не может; два ножа за одним голенищем не носят…» Сами знаете, Ваша светлость, из брови выдергивают самый длинный волос, а из ресниц – самый короткий; не буду рассказывать, как из Стамбула прислали в Сараево шнурок для новского бека Шабановича и как бек поехал в Сараево и вернулся оттуда удавленным и завернутым в шатер. Вы это лучше меня знаете. Скажу только, что в ту же ночь вызвали в Нови брата бека Шабановича по имени Бек-Заги, жившего в городе Требинье, и что в первую же среду на заходе солнца въехал Бек-Заги в Нови и, ни в чем не соблюдая траура, проскакал вместе со своей женой по всем улицам города, на конях была серебряная сбруя, его саблю и копье украшали кисточки, а сам бек, сидя в седле, курил трубку и повторял все время, что недобрый слух не может быть правдой и что его заклятые враги, как турки, так и неверные, распускают злобные сплетни. Так и проехал бек через весь город со своими людьми, как будто нет у него никакого траура, а жители вели его лошадь под уздцы, передавали поводья из рук в руки, говорили ему слова участия и желали доброго здоровья. А он отвечал всем так:

– Ничего не хочу слышать, потому что знаю, что дубровницкие господа, соседи наши, никогда не станут нашими кровными врагами, ведь они могут представить себе последствия того, о чем идет речь, и знают, что возмездие рано или поздно всегда наступит…

Когда бек приехал в дом к матери, братьям и другим родичам, он повторил, что ничего такого быть не может, хотя уже видел, что брата привезли из Сараева завернутым в шатер. И домашние не надели траур. Только на следующий день, в четверг, когда какой-то человек доставил в Нови письмо из Мостара, в котором один знакомый Шабановичей сообщал, что бек и вправду убит по приказу из Стамбула, и когда стали по всему городу говорить: «Не ссорьтесь с господами дубровницкими, ловко они подстроили убийство бека Шабановича, воспользовавшись несметными своими богатствами для подкупа визиря», тогда только в доме убитого началось волнение. Все заплакали, запричитали, облачились в траур, отрезали коням гривы и хвосты. Мать надела на себя конскую попону и подпоясалась лыком, брат занемог и перестал выходить на улицу, зеркала повесили лицом к стене, стали варить халву, которую, так же как и деньги, раздавали прохожим на улице за упокой души усопшего, а слуг отправили по всей округе ставить возле мостов желобки для стока воды, на которых значилось имя убитого.

Тогда мой отец Иван отдал мне свое перо и вашу бумагу, а сам нанялся лоцманом к одному владельцу шхуны, который доставлял паломников в Иерусалим и в святые места. И с тех пор как он уехал, уж и камень от ветра похудел, и море от дождей пополнело, а я его так и не видел. Он поселился в монастыре Св. Феклы в Иерусалимской арсане, где причаливали наши суда, а паломники перед путешествием по Палестине отдыхали и обзаводились путеводителями, изготовленными местными писарями. Иногда он посылал мне в Нови деньги или письмо, а я в то время как раз подрос и начал писать для вас свои первые длинные донесения, – ведь по какой колодке делают туфлю, такой она и получается. В те годы я ходил на новскую пристань, когда возвращались к нам на зимовку суда, возившие паломников, и, втайне от Шабановичей, поджидал отца у Каили-башни.