Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий
Комментарии к пройденному: БНС
Я не берусь назвать, даже с точностью до полугода, время, когда впервые мы заговорили об этом романе. В письме АН от 25.11.1960 я нашел строчку: «…Пора приступать и к «Стажеру». Я начну с начала декабря. «…» сейчас я освободился и готов к работе».
Судя по всему тогда же была подана некая заявка на новый роман под таким названием в «Молодую Гвардию», но начать работу никак не удавалось - мы еще вовсю продолжали работать над «Возвращением».
Из этого письма следует, что у нас уже был тогда некий план нового романа и что этот роман назывался «Стажер». Как выглядел этот план, этого история нам не сохранила, а вот что касается «Седьмого (оно же - восьмое) неба», то так мы называли сначала роман о магах XX века, впоследствии получивший условное название «Маги», а в конце концов - «Понедельник начинается в субботу».
Вообще- то, надо признать, что со «Стажером» этим мы не слишком долго запрягали, но еще быстрее ехали: 1 -2 мая в Ленинграде «составили более или менее окончательный план «Стажера» - весьма развернутый и с эмбрионами эпизодов». А уже 23.07 АН пишет: «…«Стажера» в «Мол. Гв.» сдал, пока, конечно, никаких известий нет». Роман был написан единым духом и за один присест в мае - июне 1961-го. Это было время, когда нам ничего не стоило писать по десять-двенадцать страниц черновика в день и так - на протяжении месяца, каждодневно, без уик-эндов и перерывов. Хорошее было время!
Впрочем, работа с романом (или повестью? никогда не понимал этих градаций) на самом деле продолжалась еще долго, до самого конца 1961-го. Осенью 61-го произошла смена названия. Насколько я помню, дело было в том, что многочисленные рецензенты (как штатные, так и доброхоты) дружно упрекали нас за то, что роман получился у нас про что угодно, но никак не про мальчика-стажера. Коренное же изменение названия было невозможно по причинам, уже привычным: заявка, редакционный план, издательский план - везде стоит уже черным по белому «Стажер», менять нельзя, ни-ни, ни в коем случае, и думать не могите!… «Букву, однако же, одну только букву изменить можно?» «Н-ну… разве что одну… пожалуй…» В результате появились «СтажерЫ» - роман (или, все-таки, повесть?) о Стажерах Будущего - Быкове, Жилине, Юрковском и иже с ними.
Подкатил громадный красно-белый автобус. Отлетающих пригласили садиться.
Что ж, ступайте, - сказал Дауге.
Быков проворчал:
Успеем. Пока они все усядутся…
Он исподлобья смотрел, как пассажиры один за другим неторопливо поднимаются в автобус. Пассажиров было человек сто.
Это минут на пятнадцать, не меньше, - солидно заметил Гриша.
Быков строго посмотрел на него.
Застегни рубашку, - сказал он.
Пап, жарко, - сказал Гриша.
Застегни рубашку, - повторил Быков. - Не ходи расхлюстанный.
Не бери пример с меня, - сказал Юрковский. - Мне можно, а тебе еще нельзя.
Дауге взглянул на него и отвел глаза. Не хотелось смотреть на Юрковского - на его уверенное рыхловатое лицо с брюзгливо отвисшей нижней губой, на тяжелый портфель с монограммой, на роскошный костюм из редкостного стереосинтетика. Лучше уж было глядеть в высокое прозрачное небо, чистое, синее, без единого облачка, даже птиц - над аэродромом их разгоняли ультразвуковыми сиренами.
Быков- младший под внимательным взглядом Быкова-старшего застегивал воротник. Юрковский томно сказал:
В стратоплане спрошу бутылочку ессентуков и выкушаю…
Быков- старший с подозрением спросил:
Печенка?
Почему обязательно печенка? - сказал Юрковский. - Мне просто жарко. И пора бы тебе знать, что ессентуки от приступов не помогает.
Ты по крайней мере взял свои пилюли? - спросил Быков.
Что ты к нему пристал? - сказал Дауге.
Все посмотрели на него. Дауге опустил глаза и сказал сквозь зубы:
Так ты не забудь, Владимир. Пакет Арнаутову нужно передать сразу же, как только вы прибудете на Сырт.
Если Арнаутов на Марсе, - сказал Юрковский.
Да, конечно. Я только прошу тебя не забыть.
Я ему напомню, - пообещал Быков.
Они замолчали. Очередь у автобуса уменьшилась.
Знаете что, идите вы, пожалуйста, - сказал Дауге.
Да, пора идти, - вздохнул Быков. Он подошел к Дауге и обнял его. - Не печалься, Иоганныч, - сказал он тихо. - До свидания. Не печалься.
Он крепко сжал Дауге длинными костистыми руками. Дауге слабо оттолкнул его.
Спокойной плазмы, - проговорил он.
Он пожал руку Юрковскому. Юрковский часто заморгал, он хотел что-то сказать, но только облизнул губы. Он нагнулся, поднял с травы свой великолепный портфель, повертел его в руках и снова положил на траву. Дауге не глядел на него. Юрковский снова поднял портфель.
Ах, да не кисни ты, Григорий, - страдающим голосом сказал он.
Постараюсь, - сухо ответил Дауге.
В стороне Быков негромко наставлял сына.
Пока я в рейсе, будь поближе к маме. Никаких там подводных забав.
Ладно, пап.
Никаких рекордов.
Хорошо, пап. Ты не беспокойся.
Меньше думай о девицах, больше думай о маме.
Да ладно, пап.
Дауге сказал тихо:
Я пойду.
Он повернулся и побрел к зданию аэровокзала. Юрковский смотрел ему вслед. Дауге был маленький, сгорбленный, очень старый.
До свидания, дядя Володя, - сказал Гриша.
До свидания, малыш, - сказал Юрковский. Он все смотрел вслед Дауге. - Ты его навещай, что ли… Просто так, зайди, выпей чайку - и все. Он ведь тебя любит, я знаю…
Гриша кивнул. Юрковский подставил ему щеку, похлопал по плечу и вслед за Быковым пошел к автобусу. Он тяжело поднялся по ступенькам, сел в кресло рядом с Быковым и сказал:
Хорошо было бы, если бы рейс отменили.
Быков с изумлением воззрился на него.
Какой рейс? Наш?
Да, наш. Дауге было бы легче. Или чтобы нас всех забраковали медики.
Быков засопел, но промолчал. Когда автобус тронулся, Юрковский сказал:
Он даже не захотел меня обнять. И правильно сделал. Незачем нам лететь без него. Нехорошо. Нечестно.
Перестань, - сказал Быков.
Дауге поднялся по гранитным ступеням аэровокзала и оглянулся. Красное пятнышко автобуса ползло уже где-то возле самого горизонта. Там в розоватом мареве виднелись конические силуэты лайнеров вертикального взлета. Гриша спросил:
Куда вас отвезти, дядя Гриша? В институт?
Можно и в институт, - ответил Дауге.
Никуда мне не хочется, подумал он. Совсем никуда мне не хочется. Тяжело как… Вот не думал, что будет так тяжело. Ведь не случилось ничего нового или неожиданного. Все давно известно и продумано. И заблаговременно пережито потихоньку, потому что кому хочется выглядеть слабым? И вообще все очень справедливо и честно. Пятьдесят два года от роду. Четыре лучевых удара. Поношенное сердце. Никуда не годные нервы. Кровь, и та не своя. Поэтому бракуют, никуда не берут. А Володьку Юрковского вот берут. А тебе, говорят, Григорий Иоганнович, довольно есть, что дают, и спать, где положат. Пора тебе, говорят, Григорий Иоганнович, молодых поучить. А чего их учить? Дауге покосился на Гришу. Вон он какой здоровенный и зубастый. Смелости его учить? Или здоровью? А больше ведь, по сути дела, ничего и не нужно. Вот и остаешься один. Да сотня статей, которые устарели. Да несколько книг, которые быстро стареют. Да слава, которая стареет еще быстрее.
Он повернулся и вошел в гулкий прохладный вестибюль. Гриша Быков шагал рядом. Рубаха у него была расстегнута. Вестибюль был полон негромких разговоров и шуршания газет. На большом, в полстены, вогнутом экране демонстрировался какой-то фильм; несколько человек, утонув в креслах, смотрели на экран, придерживая возле уха блестящие коробочки фонодемонстраторов. Толстый иностранец восточного типа топтался возле буфета-автомата.
У входа в бар Дауге вдруг остановился.
Зайдем выпьем, тезка, - сказал он.
Гриша посмотрел на него с удивлением и жалостью.
Зачем, дядя Гриша? - просительно сказал он. - Зачем? Не надо.
Ты полагаешь, не надо? - задумчиво спросил Дауге.
Конечно, не надо. Ни к чему это, честное слово.
Дауге, склонив голову набок, прищурившись, взглянул на него.
Уж не воображаешь ли ты, - ядовито произнес он, - что я раскис оттого, что меня вывели в тираж? Что я, жить не могу без этих самых таинственных бездн и пространств? Извини, голубчик! Плевать я хотел на эти бездны! А вот что я один остался… Понимаешь? Один! В первый раз в жизни один!
Гриша неловко оглянулся. Толстый иностранец смотрел на них. Дауге говорил тихо, но Грише казалось, что его слышит весь зал.
Почему я остался один? За что? Почему именно меня… именно я должен быть один? Ведь я не самый старый, тезка. Михаил старше, и твой отец тоже…
Великолепный образец твёрдой научной фантастики. Ничего подобного от Стругацких я не ожидал. Чем-то неощутимо напоминает «Острова в небе» Артура Кларка. И там и тут главное действующее лицо - молодой человек, впервые оказавшийся в космосе. Но если «Острова в небе» концентрируются на технической стороне, весь её сюжет подчинён тому, чтобы рассказать о каждой космической станции по заранее определённому списку, то в «Старжёрах» акцент ставится на людях, их делах и проблемах и сюжет подчиняется именно этой проблематике и следует из неё.
Сюжет очень насыщенный, не перестаёт удивлять новыми и новыми красками и ситуациями. Каждая глава как будто является вполне самостоятельным рассказом, который можно читать отдельно от другой, но в то же время всё вместе обладает невообразимой целостностью, неисчислимые грани будущего сверкают в каждом эпизоде всеми своими возможными красками.
Мещанство, международный космопорт, атомокары, научные станции на Марсе, марсианские танки и краулеры, облава на марсианских пиявок, американская космическая станция «Бамберга», научные станции «Эйномия», «Диона», «Кольцо-1». Всё разное, со своими проблемами. На американской станции обстановка времён дикого запада, с непременной выпивкой, стрельбой из пистолетов, жаждой наживы. На научных станциях свои проблемы - где-то тесно, где-то плохой коллектив с начальником-интриганом, где-то проблемы с местной фауной. Поистине многогранный мир, из которого можно было бы сделать отличный цикл или даже (о, нет, только не это) межавторский проект.
В отличие от многих других книг, пытавшихся изобразить мир будущего, в этой книге будущее изображено настолько чётко и ярко, что в него веришь. Другие книги концентрируются на технической стороне дела, как бы изображают город будущего, не сумев населить его людьми. Здесь же пустые футуристичные здания населены живыми людьми со своими желаниями, мечтами, надеждами и проблемами.
В этой повести уже намечаются тревожные нотки «Хищных вещей века». Жилину всё меньше нравится однообразная работа, на которой всё в общем-то налажено и работает как часы, и всё больше его тянет назад, на Землю, где осталось ещё много нерешённых проблем. Здесь проглядываются и волнующие авторов темы бюрократии, функционерства, которые более развёрнуто и подробно рассмотрены в «Улитке на склоне» и повести «Понедельник начинается в субботу». Присутствует и тема ответственности и близорукости некоторых учёных, которые часто преследуют сиюминутные выгоды, поддаются личным интересам, подвергая и себя и других большому риску. Эта тема в дальнейшем была более подробно раскрыта в повести «Далёкая радуга».
За всё время чтения мне в глаза бросились лишь немногие недостатки именно научно-технической стороны повести. Во-первых - это повсеместное использование бумаги. Газеты, журналы, отчёты, ручное черчение графиков на бумаге. Во-вторых - это всё-те же огромные махины компьютеров. В-третьих - это архаичные фотоаппараты. Ну и уж если придираться по-крупному, то сейчас вся наблюдательная работа выполняется искусственными спутниками и автоматическими межпланетными станциями, а не людьми, как в повести. Анализ наблюдений можно проводить и на Земле, в комфортных условиях, не подвергая риску лучшие умы планеты. Но без этого и не было бы рассказанной истории. Остаётся только жалеть о том, что именно из-за развития компьютерных технологий человеку сейчас делать в космосе оказалось по сути нечего. Возможно ситуация изменится, когда на одной из планет найдётся нечто такое, что потребовало бы оперативного вмешательства людей и сулило бы человечеству какую-то очень существенную выгоду. Тогда около такой планеты неизбежно появится и космическая станция, будет налажено регулярное сообщение этой станции с Землёй и т.д. Или же развитие космических аппаратов достигнет такого уровня, когда прямо с Земли можно будет построить существенно автономную станцию, пригодную для жизни людей, так чтобы необходимые плановые рейсы на эту станцию осуществлялись бы не чаще раза в несколько лет. Поживём - увидим.
Если бы Стругацкие не забросили этот мир, ограниченный рамками Солнечной системы, они могли бы стать отечественными Артурами Кларками. Хотя я и не могу сказать, что это было бы лучше. В конце концов писатели не обязаны соревноваться друг с другом в каком-то определённом литературном жанре, как спортсмены - в определённом виде спорта, каждый писатель пишет о том, что его волнует и тем способом, который ему нравится.
Из всего творчества Стругацких пока что только эта повесть, на мой взгляд, может соперничать по качеству с «Хищными вещами века», моей любимой повестью из всего до сих пор прочитанного мной у Стругацких.
Оценка: 10
Что делает мир Полдня таким реальным? Работа. Вот это ощущение, что пока люди вокруг едят, шутят, выясняют отношения, носят свои пиджаки, где-то там, за кадром, идет гигантская, мощная, неумолимая работа всего человечества; работа, направленная вперед, сквозь парсеки и препятствия, сквозь боль, тернии и даже самих творцов, сквозь километры и километры ледяной космической пустоты, сквозь астероидные пояса, галактики и туманности, туда - в глубину космоса. К далеким и ярким звездам. К сияющей и великой цели, ради которой стоит жертвовать жизнью и здоровьем, и душевным спокойствием, и сном, и отдельной человеческой мечтой, и чем-то еще.
На первый взгляд работа эта незаметна, ее словно нет. Читаю сейчас Стажеров. В кадре опять кто-то шутит, читает книги, охмуряет девушку или ловит ворон, ничего явного, но все время пятками, мышцами, всем телом ощущается вибрация, настолько гулкая, что отдается в кость. Эта вибрация живет в тебе. В каждой частичке твоего тела.
Ты и есть эта вибрация.
Словно все люди находятся на палубах огромного космического лайнера, и где-то далеко за стеной и переборками работает мощный тысячереакторный двигатель. Это идет работа будущего. Наш космолет вперед летит. Время - вперед.
Интересно. В детстве у меня тоже было такое ощущение. Только не в книге, а наяву. Я ощущал эту работу, эту палубу пятками и всей душой. Сейчас - нет.
Шли восьмидесятые годы. Мое детство.
Кто-то тогда жил в «совке». Мучился от дефицита и мечтал свалить в Америку. Я нет.
Я жил в корабле, летящем в будущее.
Я не дергался и не торопился.
Я рос и умнел. Читал книги и занимался спортом. Играл с друзьями и один. Ел манную кашу с комками, мандарины раз в год, холодные макароны в школьной столовой, больше похожие на трубопрокат, чем на еду. Я знал: все трудности временны.
Однажды придет мое время встать в ряды экипажа. Занять свое место по штатному расписанию. Перенять рычаги и штурвалы из умирающих рук.
И когда придет это время, я буду достоин великой чести.
О, капитан, мой капитан.
Я как-то даже в этом и не сомневался...
Наш звездолет вперед летит.
Иногда этого ощущения мне очень сильно не хватает.
Оценка: 8
«Никакие открытия не стоят одной-единственной человеческой жизни.
Рисковать жизнью разрешается только ради жизни.»
Первые произведения Стругацких написаны в духе романтики освоения космоса. Их герои смелые, стойкие люди, повсеместно подвергающиеся опасности, открывая человечеству богатства других планет. Достижения, принесенные своей деятельностью, они ценят выше собственной жизни. Но в «Стажерах», вместо самопожертвования ради общего блага, авторы предлагают другие ценности.
Повесть построена так, что каждую главу можно читать, как отдельное произведение. Экипаж «Тахмасиба» с молодым стажером на борту путешествует по Солнечной системе, посещая разные исследовательские базы. Им приходится принимать участие в решении многих накопившихся там проблем. Стажер Юра Бородин олицетворяет собой идеал советского человека, энергичного, деятельного, готового переносить любые тяжести ради общего дела. Он не терпит пассивных «мещан», которых все в жизни устраивает. Он во многом не согласен с повидавшими жизнь межпланетниками. Но в конце книги его убеждения кардинально меняются.
Советская идеология мне кажется инородным телом на полотнище повести, она словно обязательная программа, дающая пропуск к печатному станку. И именно финальная драма жирной линией подчеркивает неприятие социалистических идеалов. До прочтение «Стажеров» я никогда не задумывался об обратной стороне подвигов, совершенных ценой жизни. Я не думал о скорбящих родителях, потерявших сына или дочь, не думал о горе второй половинки, не думал о детях, ставших сиротами, не думал о чувствах друзей. Что им подвиг, если близкого человека уже нет.
В «Стажерах» Стругацкие отбрасывают идею покорения космоса. Путь к звездам, покорение новых горизонтов, все это отходит на второй план. «Главное на Земле». Здесь хватает проблем, решить которые можно не покидая пределов планеты. Незачем соваться в чужой дом, не наведя прядок в своем.
Оценка: 9
Может и не лучшее произведение у Стругацких, но, несомненно, наилюбимейшее.Когда мне грустно - я читаю «Стажеров», когда мне весело - «Стажеры» тоже не подалеку. Коммунистичекая идеология, партзаказ, прочие упреки - нет, ребята, не так все было. Не в идеологии фишка. Стругацкие описывали мир, в котором хотели бы жить. Не сложилось, но они хотя бы его описали.
Оценка: 10
Да ладно вам всем, уличающим Стругацких в исполнении партзаказа и в коммунистических пошлостях. Не думаю, что их социдеализм неискренен. Наверняка АБС твердо верили-мечтали о том светлом будущем гуманистического разврата, о том царстве самоотверженного вдохновенного труда, о новом «настоящем» человеке. Многие верили тогда в утопию коммунизма, а фантасты, гордо вперив очи в прекрасное далеко, живописали ее буйными красками. Поляк Лем в «Магеллановом облаке» - чем не красота. «Туманность Андромеды» - вообще эпос. Ну и Мир Полдня Стругацких здесь же.
Плюньте вы на идеологию! Ну и что, что коммунистическая утопия. Ведь не в этом же суть. Стругацким ведь что главное - люди, люди в центре всего. Ведь персонажи-то замечательно нарисованы, живо, забавно. Парадокс: они идеалистичны, подчас четко разграничены на кибальчишей и плохишей, - но им веришь. Больше всего мне доставляют эти зарисовки космического быта, эти маленькие знакомые драмы и водевильчики, происходящие в нашей жизни регулярно. Вот что меня прет в утопии Стругацких - в ней узнаешь людей.
Да, кстати, в «Стажерах» утопия еще на этапе строительства, на пути к светлому Миру Полдня. Буржуинов позорных еще хватает везде, и еще этих, как их, обывателей бесполезных планктонных. Но даже в очаровательном возвышенном Мире Полдня есть место для драм и конфликтов. Такова жизнь, господа. Можно, конечно, плеваться и жаловаться на идеологическую ангажированность и совдеповское интеллигентское морализаторство. Но почему бы вместо этого не поучиться чему-нибудь, тому же гуманизму, например. Или попросту почитать интересные истории про людей Будущего, про опасности космоса, про величие науки, и вдохновенных людей науки.
Оценка: 8
Вот я и дочитал цикл книг о Полдне. Как обычно я читал все вразнобой и закончил стажёрами. И могу написать одно - эта книга мне понравилась больше всего.
Многие с негодованием заметят, что трагедия Абалкина или Арканарская резня куда более эмоционально насыщены. И некоторые скажут, что коммунистические сопли читать не будут. Может быть, может быть, но только в стажёрах чувствуется (правда лишь слегка-слегка) то, что Золотой Полдень хоть и далеко, но впереди, а не позади как в более поздних сочинениях. Одна из наиболее примечательных особенностей этой книги - это то, что вот например в разговоре комиссара с одним из управляющих за игрой в шахматы очень точно показываются действительно слабые места как чистого капитализма, так и чистого коммунизма. По сути в этой книге показаны стыки огромного множества менталитетов, границы открыты и происходит столкновение коммунистов и проамериканцев. В этой книге нет ответов, кто лучше - первые или вторые - тебе лишь задают вопрос, на который до сих пор нету чёткого ответа.
Читая эту книгу, понимаешь, что единственный правый человек - это мой любимый Жилин, Жилин, который больше всех помогал строить мир Полдня. Мифическая фигура, которая до сих пор будоражит моё любопытство. Его байки до сих пор заставляют меня с улыбкой вспоминать эту повесть (кстати единственная их повесть, которую я вспоминаю с улыбкой). Чего стоит только его человек-флуктуация или рассказ о ботинке в пещере.
Спойлер (раскрытие сюжета)
Есть конечно и трагедии как же без них - Диона (на которой кстати потом никто не выжил). Смерть (даже по-моему самоубийство) Юрковского и Крутикова. Ой не буду всё вспоминать..
Повесть получилась очень сжатой и эмоционально насыщенной и по-моему действительно шедевром - незаслуженно забытым шедевром. Все мы стажёры - все чему-то можем научиться (говорю как крупный специалист в этом). И кстати спасибо Переслегину, без него я гораздо меньше бы понял.
Оценка: 10
Это книга о всех нас. Все мы стажеры. Не зависимо от того, чего уже добились, мы должны продолжать идти вперед, стажероваться и получать оценку о профпригодности.
В отличии от первых двух книг цикла («Страна багровых туч» и «Путь на Амальтею») в этом произведении сделан большой акцент на раскрытие социальных, общественных вопросов описываемого мира. Показано столкновение двух политических систем. Дана предистория мира Полудня. Описано, что могло послужить причиной краха западной общественной системы. Но главное это книга о взрослении, взрослении и учебе стажера у корифеев, одних из лучших представителей своего мира. Показано столкновение юношеского романтизма с реалиями будней рабочих дней. Ведь главное в повседневной работе не романтика, а правильно и вовремя выполненное задание с минимальным риском для жизни. Не надо стремиться к подвигу, подвиг сам тебя найдет, и главное в этот момент не расстеряться.
В этой же книге описан самый трагический момент всего предполудненного цикла -
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
гибель Юрковского и Крутикова. Как я хотел при каждом чтении, что бы в конце Быков сумел их спасти, но к сожалению это не возможно.
И хотя идеалогия этой книги немного устарела, жизненные ценности и принципы описанные в ней будут актуальны всегда. Поэтому читайте «Стажеры», читайте и перечитывайте.
Оценка: 9
Редкая вещь АБС, которая совсем ничем не заинтересовала - и скучная, и какая-то раздерганная. Я понимаю, что это все ранее творчество, поиски своего стиля и своих проблем - но в «Стажерах» столько назидательности и деления людей на правильных и неправильных, что аж противно. Весь этот инспекционный вояж Юрковского, в котором мы неожиданно выясняем, что когда одна группа ученых на далеком астероиде недоедает и спит в лифте (потому что их куда больше, чем вмещает станция) - это хорошо и правильно, потому что люди это делают ради фана. А когда другая группат шахтеров на другом астероиде работает по 14 часов в день, гробя здоровье, чтобы заработать себе и своей семье - это, конечно, проклятые представители загнивающего капитализма, и надо им работать запретить, а альтернативы не дать. Зачем птицам деньги, как говорится.
Таких мелких моментов много, и морализаторство излишне само по себе, а уж содержание этой морали и вовсе вызывает вопросы - обычно я внутренне соглашаюсь с тем, что АБС говорят, но здесь слишком много какого-то юношеского радикализма, и чувствуешь, что это надувательство, и так вот на раз никакие проблемы не решаются. И не бывает так, чтобы пять хороших человек ни с того ни с сего решили, что они живут в аду и кругом враги, а потом пара разговоров все это исправила и у них опять настали мир и дружба.
Интереснее всего, пожалуй, часть истории про пиявок на Марсе и сооружения, построенные не человеком, которые люди долго считали за свои - но эта линия ничем не заканчивается. Многие другие, впрочем, тоже. А вот основная линия - воспитания стажера и отношений Быкова и Юрковского - совсем не впечатляет. Мне не понятен этот пафос - умереть на работе, раньше, чем наступит старость - хотя я понимаю, что именно этого хочет от нас Пенсионный фонд. Равно мне неясна и трагедия старости в изложении АБС - как-то это все очень надуманно, очень анти-человечески и про-государственно - что человек ценен, только когда он убивается на работе, и никакого другого критерия нет, и никаких личных взаимоотношений, кроме товарищества по работе, тоже нет. Даже для зари коммунизма это слишком.
Оценка: 6
Одна из вершин творчества ранних Стругацких - именно тех Аркадия и Бориса, которые еще верили в коммунистическое будущее человечества. И, просто поразительно, насколько возросло мастерство авторов за те несколько лет, что прошли с момента создания «Страны багровых туч».
В этой книге есть практически все, что нужно «гурману от фантастики», чтобы повесть ему понравилась: легкость пера, увлекательность, мягкий интеллигентный юмор, добрые, смелые, сильные герои. Чего стоит один образ генерального инспектора МУКС Владимира Сергеевича Юрковского, выписанный с доброй иронией и бесконечным уважением. Вообще, в героев этой повести (и старых, известным по предыдущим книгам цикла, и новым) влюбляешься сразу, а затем на протяжении всей книги (даже уже зная ее содержание чуть ли не наизусть) нешуточно переживаешь за них.
И, наконец-то, в этом произведении появилось то, чего пока еще не было в предыдущих книгах братьев - размышления о жизни: о подлости и благородстве, о смелости, осторожности и разумном риске, о месте каждого из нас в жизни и о том, что же все-таки самое главное в этой жизни. Как интересно рассуждать вместе с Иваном Жилиным, где же должно быть его место в жизни, как любопытно слушать рассказ Михаила Антоновича о его разговоре с Базановым, как здорово быть с Юрой Бородиным, когда он видит, что девушка, с которой он только что познакомился, плачет.
И как же здорово пусть даже не жить (увы, не сложилось), но хотя бы какое-то время побыть на страницах этой повести с такими людьми и в таком мире. Жаль, что написанного в таком ключе ранними Стругацкими не так много, как хотелось бы. Но все это - «золотой фонд» не только нашей, но и мировой фантастики.
Оценка: 10
Как я понимаю, собственно братья Стругацкие начались с этой повести. То, что было сделано до «Стажёров», было литературной учёбой - удачной, неудачной, неважно. Только здесь они впервые заговорили своим голосом без натуги, без вымученного острячества и сурового шевеления желваками на скулах.
Повесть просто прекрасная с точки зрения литературы и как замечательный памятник эпохи уже кончавшегося «хрущовского» оптимизма.
С огромным удовольствием перечитываю «Стажёров», потому что люди, описанные Стругацкими, вполне живые, фон прописан со множеством деталей и - в дальнейшем Стругацкие разовьют эту особенность до совершенства - все детали фона имеют как предысторию, так и вектор, направленный в будущее. То есть, в «Стажёрах» не декорации, не условные выгородки, а мир, в котром можно жить, мир, который начался не с момента, описанного в первой главе, и закончится отнюдь не на последней странице. Вот эта обжитость изображаемого мира составляет значительную часть обаяния книг братьев Стругацких.
Интересно, что многим современным читателям «Стажёры» резко неприятны своим социальным оптимизмом - есть тут такие рецензии - и это неприятие идеологии Стругацких совмещается с ностальгией по позднему СССР. Но парадокс здесь только кажущийся. В семидесятые и восьмидесятые годы советские чиновники, мешавшие публикациям Стругацких, любили говорить «Стругацкие, конечно, коммунистические авторы, но... они антисоветские авторы». Позже так и было: коммунистические антисоветские Стругацкие. Однако повесть «Стажёры» писалась, когда никакого противоречия между советским строем и построением коммунизма не было, когда СССР не на словах, а на деле строил коммунизм, и потому оптимизм авторов повести совершенно естественный и очень обаятельный, а антисоветизма нет совсем. У них были основания для оптимизма, а о том, что через пару лет Хрущева снимут и всё кончится, они не догадывались.
Оценка: 9
Что ж «Стажеры». Во многом заключительная часть для команды Быкова, как таковой, которая во многом переворачивает мир Утра на изнанку, показывая, что этот самый мир далеко не идеален, что в нем присутствует множество проблем, проблем идеологических. Стругацкие в чем-то отходят от идеалов самопожертвования, геройства, от того мира, в котором платится любая цена ради прогресса и развития. Если в «Стране багровых туч» идеалы становления героя с большой буквы четко очерчены и имеют яркий окрас, то в данной повести показано, что происходит с этими героями после титров. И я постараюсь объяснить почему.
Конечно же в данной повести Стругацкие не отходят от принципов победившего коммунизма и все идеологические проблемы стараются решить именно ими. А проблематик тут несколько, постараюсь рассмотреть некоторые из них:
1. Последствия героизма. Именно с этого повесть и начинается. Перед нами предстает изменившийся образ именно тех людей, которые нам запомнились волевыми и стремящимися к цели, несломленными духом, готовыми бороздить пространство и время для новых подвигов и открытий. Теперь это другой образ: уставших от жизни (но не от работы) ветеранов, которые отдав себя без остатка своему делу, теперь поставлены перед жестокими фактами последствий. Последствиями уже является подорванное здоровье, общая усталость и смена якорей мировоззрения, если можно так выразиться. Ярким примером этому служит образ самого Дауге, которому теперь запрещено выходить в космос из-за всевозможных хронических заболеваний, на которые он сам готов наплевать и сломя голову отправиться покорять неизведанные уголки вселенной. В этом одновременно заключена его сила и его боль, ведь огонек в его глазах, как и в глазах его товарищей не погаснет никогда, но он вынужден смириться с положением вещей, как и предстоит смириться остальным, ведь на их смену придет новая кровь, новые стажеры. И в этом наверное кроется основной смысл названия повести: насколько старше ты бы не становился, как бы не трепала тебя жизнь, ты все равно останешься тем самым стажером на службе у самого себя и своих принципов и желаний, только хватит ли тебе «топлива» для такой бесконечной службы.
2. Борьба с «мещанством». Данная проблематика, как красная нить, проходит сквозь сюжет всей провести. Наверное, чтобы понять смысл данной тематики, стоит четко определить для себя, кто такие эти «мещане» в понимании самих Стругацких. В понимании авторов мещане - это самые безвольные и безынициативные обыватели, которые своим существованием не стараются и даже не собираются делать этот мир лучше. Это обычная серая масса, готовая к бесконечному потребительству и производству отходов потребления, готовая в этих отходах утонуть. Ведь главное в их жизни - это радость собственного существования и полного желудка, безыдейное и бесцельное, просто выживание ради выживания. Я бы использовал слово «кадавр», но это уже совсем другая история.
Начинается эта борьба опять же с самой первой главы, когда перед нами предстает образ потрепанного, но неизменного в принципах Дауге и его бывшей возлюбленной Марии Юрковской. Мария одна из тех самых потребителей, одна из нищих духом, своим мировоззрением и своими фразами она дает это понять. Она смотрит на Григория и видит только поверхностную оболочку, видит шрамы и повреждения, которые оставила на нем работа и жизнь, но не понимает за что, делая ставку на внешнем превосходстве. И конечно же глупо смеется и улыбается, когда на вопрос «а счастлив ли ты?», получает незамедлительное и четкое «Да».
Далее эта линия продолжается, противопоставляя и сталкивая лоб в лоб идеологию духа и его нищету. Сначала нам показывают борющихся за идею и прогресс ученых на станции «Эйномия», которые в условиях голода и тесноты, готовы работать за просто так. А затем представляют вниманию рабочих на станции «Бамберга», которые, рискуя собственной жизнью ради низменных желаний светских особ, добывают пабрикушки, не понимая, что «ставят на весы» несправедливо много ради денег и выживания. Описание станции «Бамберга» выделяется на фоне остальных довольно ярко, так как несет в себе определенный смысл этакого «плохого примера». Станция полна американцами-капиталистами, что не может не вызывать общую иронию. Кстати, не могу не упомянуть товарища Задорного (тем более тема про американцев его любимая). Нехорошо, Михаил Николаевич, воровать чужие идеи и выдавать за свои. Это я про «коекакеров» и про смысловое наполнение данного эпитета. Хотя то, что Задорнов является поклонником творчества Стругацких, прибавляет ему больше плюсов, чем минусов.
Затем линия продолжится снова, освещая события станции «Диона», показывая неспособность противостояния неопытных стажеров авторитету и низменным приемам главы станции. Авторы показывают, что без должного контроля и воспитания, создания идейной среды, можно загубить даже самый сильный потенциал. И тут, наверное, проблематика перетекает в другую..
3. Учительство и воспитание. Показав уродство и болячки общества, авторы предлагают методы борьбы. Именно учительство и передача накопленного опыта ставится в этой повести на первый план. Стажеры - новое поколение, приходящее на смену старого, ни в коем образе не должно растерять своего потенциала, направленного на прогресс и идеологию развития. Тут можно привести в пример образ самого Жилина, теперь уже взрослого космолетчика, который проходит путь становления из опытного борца за идею до учителя, готового передать свои знания и мудрость подрастающему поколению. К концу повести после ужасающих событий он понимает ценность человеческой жизни, именно человека, а не его подвигов. Он понимает, что на Земле остались люди, которые помнят о подвигах, но не знают о людях их совершивших. Ведь такие люди нужны этому миру живыми, чтобы стать новыми учителями.
P.S. В повести очень иронично на современный взгляд прописаны принципы капитализма, где общая идеология основана на количественном составе мещан. Капиталист скажет, что человек по своей сути - сволочь, так как мещанство и есть его суть. А коммунист возразит ему: человек не сволочь, просто его так воспитали. Обращаясь с человеком, как со сволочью, в итоге придешь к обществу низменных принципов и отсутствию ценностей. И в этом наверное кроется основная идея борьбы с мещанством, борьбы которая уже проиграна нами, современными читателями. И не нужно быть до кончиков пальцев коммунистом, чтобы это понять.
Воистину Господь ничего не делает случайно. Случилось так, что я прочел одну за другой повести «Стажеры» и «Дьявол среди людей». По ним можно проследить, как менялись взгляды на жизнь, на людей и на политический строй писателей за 40 лет их жизни. В Стажерах, я нашел восторженные хотя и немного наивные попытки доказать превосходство коммунизма над капитализмом и неминуемый крах второго. Стажер Юрий предположил, что основа коммунизма это труд. Идею капитализма озвучил бармен – это эксплуатация труда других людей. В Дьяволе раскрывается изнанка коммунизма в СССР. С горечью описывается рабское положение людей, а особенно тех, кто выражал какое-то несогласие с существующей властью. За это неминуемо следовала тюрьма, расстрел, отречение отцов от детей.
Теперь нужно описать эволюцию того как Стругацкие воспринимали людей и общество. В Стажерах много «настоящих людей», тех, кто думает «много о многом». К ним я отношу всех членов Тахмасиба – Быков, Жилин, Крутиков, Юрковский, да и сам Юра Бородин. Их сила духа и преданность своим идеям не смогли оставить меня равнодушным. Я восхищался этими персонажами и переживал трагедию на Юпитере. Снова перескочу на вторую повесть. В ней людей почти не осталось – врач в маленькой больнице, да еврей патологоанатом. А в обществе тон задают не герои, а дьяволы. Они «среди нас»…
Вот сижу и думаю, это время делает людей циничными, (в молодости писатели верили, что многое смогут и этим были заполнены их книги, а в старости уже люди не видят будущего и жаждут лишь покоя) или может действительно из общества уходит духовность и идеалы?
Оценка: 9
Все три повести о Быкове и Ко хотя и объединены общими героями, но по содержанию и настроению заметно отличаются друг от друга: героическую «Страну багровых туч» продолжает трагикомический «Путь на Амальтею», и заканчивает трилогию грустно-философская повесть «Стажеры». Советская идеологическая составляющая в первых двух повестях практически не ощущалась, в «Стажерах» же она проходит красной нитью через все повествование. Это не раздражает, но вызывает грусть – грусть от знания и понимания, чем закончились надежды и чаянья миллионов людей. И дело не столько в правильности или неправильности этих идей, сколько в их реализации и в людях: слова звучат красиво, правильно и просто, но смотришь за фасад слов и видишь, что все намного сложнее и неоднозначнее.
«Стажеры» - это повесть о людях. Фантастика здесь лишь фон для драмы человеческой жизни. В «Стажерах» АБС поднимают всегда актуальные вопросы о жизни, о человеке, о наших целях и приоритетах, мечтах и надеждах, о счастье. Вечные вопросы, на которые нет вечных ответов: каждый сам должен пережить, прочувствовать, чтобы действительно что-то понять. И юный стажер Юра, готовый в начале повести «красиво умереть», в итоге понимает, что «никакие открытия не стоят одной-единственной человеческой жизни». Как же трудно это понимание, такое простое и ясное, дается людям! Как же рьяно и слепо мы стремимся найти оправдания, ситуации, особые случаи… Все это чушь. Наша жизнь – это самое ценное, что есть у каждого из нас. И равноценным может быть только другая жизнь – не меньше.
Оценка: 8
Переломное, какое-то загадочное и даже немного пугающее произведение авторов. Вначале прежняя романтика, путь к звездам, построение нового мира Полдня, в котором хотел бы жить каждый нормальный человек. А в конце, по сути, резкое отрицание всего этого: «Главное на Земле». Как это понять? То есть герои погибли напрасно? И вся их жизнь (бросок на Венеру, освоение Космоса) – тоже напрасна? Не нужна? Можно возразить, что авторы лишь говорят о том, что корни и основы всего на Земле, и что надо им больше внимания уделять. Но получилось то по-другому: многие поняли авторов так, что Космос не нужен, что давайте решать пока свои приземленные цели. Незачем впустую о звездах мечтать. И сами авторы больше к космосу (как к смыслу) не возвращались. Я могу в чем-то заблуждаться, но мне кажется, что здесь страшная ошибка авторов. Как можно воспитывать нового человека (а Стругацкие к этому призывают) и в то же время лишать землян стремления к звездным мирам?! Ради чего же тогда людей воспитывать? Ради того, чтобы обогнать Америку по количеству колбасы на душу населения? Не вдохновит это никого! Я боюсь, что именно так и развалилось всё постепенно к началу 90-х прошлого века! Повесть ведь вышла в 1962! Это сразу после полета Гагарина. Мы впереди планеты всей, опережаем Америку (Спутник, Гагарин, военный паритет, сокращение разрыва в уровне жизни и др.) И тут вдруг на этой волне выходит такой манифест авторов, что это всё не актуально. Ну, разве так можно? Я думаю, что надо было не останавливаться, а дальше опережать Америку, первыми быть на Луне, и в дальнем космосе, эти результаты подтянули бы другие технологии и, в конце концов, за счет инноваций обеспечили бы жизнь людей как в Полдне. Авторитет в мире тогда у СССР после победы в войне и космических успехов был огромен. Надо было тогда лишь чуть-чуть поднажать. Но победили тогда почему-то люди осторожненькие, и в чем-то как бы напуганные выходом нас на первое место в космосе. Жаль, что Стругацие вольно или невольно выразили их взгляды. И еще, мне кажется, что именно с этого у Стругацких начался всё возрастающий какой-то внутренний разлад в произведениях. Характерно, что одновременно началось и движение к разладу в стране.
Ведь, не глядя на звезды, не мечтая о них, завязнешь постепенно в повседневной трясине.
Оценка: 7
Предполуденный цикл - 7
Комментарии к пройденному: БНС
Я не берусь назвать, даже с точностью до полугода, время, когда впервые мы заговорили об этом романе. В письме АН от 25.11.1960 я нашел строчку: «…Пора приступать и к „Стажеру“. Я начну с начала декабря. „…“ сейчас я освободился и готов к работе».
Судя по всему тогда же была подана некая заявка на новый роман под таким названием в «Молодую Гвардию», но начать работу никак не удавалось - мы еще вовсю продолжали работать над «Возвращением».
Из этого письма следует, что у нас уже был тогда некий план нового романа и что этот роман назывался «Стажер». Как выглядел этот план, этого история нам не сохранила, а вот что касается «Седьмого (оно же - восьмое) неба», то так мы называли сначала роман о магах XX века, впоследствии получивший условное название «Маги», а в конце концов - «Понедельник начинается в субботу».
Вообще- то, надо признать, что со «Стажером» этим мы не слишком долго запрягали, но еще быстрее ехали: 1 -2 мая в Ленинграде «составили более или менее окончательный план „Стажера“ - весьма развернутый и с эмбрионами эпизодов». А уже 23.07 АН пишет: «…„Стажера“ в „Мол. Гв.“ сдал, пока, конечно, никаких известий нет». Роман был написан единым духом и за один присест в мае - июне 1961-го. Это было время, когда нам ничего не стоило писать по десять-двенадцать страниц черновика в день и так - на протяжении месяца, каждодневно, без уик-эндов и перерывов. Хорошее было время!
Впрочем, работа с романом (или повестью? никогда не понимал этих градаций) на самом деле продолжалась еще долго, до самого конца 1961-го. Осенью 61-го произошла смена названия. Насколько я помню, дело было в том, что многочисленные рецензенты (как штатные, так и доброхоты) дружно упрекали нас за то, что роман получился у нас про что угодно, но никак не про мальчика-стажера. Коренное же изменение названия было невозможно по причинам, уже привычным: заявка, редакционный план, издательский план - везде стоит уже черным по белому «Стажер», менять нельзя, ни-ни, ни в коем случае, и думать не могите!… «Букву, однако же, одну только букву изменить можно?» «Н-ну… разве что одну… пожалуй…» В результате появились «СтажерЫ» - роман (или, все-таки, повесть?) о Стажерах Будущего - Быкове, Жилине, Юрковском и иже с ними.
Подкатил громадный красно-белый автобус. Отлетающих пригласили садиться.
Что ж, ступайте, - сказал Дауге.
Быков проворчал:
Успеем. Пока они все усядутся…
Он исподлобья смотрел, как пассажиры один за другим неторопливо поднимаются в автобус. Пассажиров было человек сто.
Это минут на пятнадцать, не меньше, - солидно заметил Гриша.
Быков строго посмотрел на него.
Застегни рубашку, - сказал он.
Пап, жарко, - сказал Гриша.
Застегни рубашку, - повторил Быков. - Не ходи расхлюстанный.
Не бери пример с меня, - сказал Юрковский. - Мне можно, а тебе еще нельзя.
Дауге взглянул на него и отвел глаза. Не хотелось смотреть на Юрковского - на его уверенное рыхловатое лицо с брюзгливо отвисшей нижней губой, на тяжелый портфель с монограммой, на роскошный костюм из редкостного стереосинтетика.
Воинственно морализаторствующее слезоточивое творение братьев-фантастов жрёт стереотипы о космосе. Теперь в нем инженеры не только и не столько шатаются по невесомым межпланетным стажировкам, сколько говорят. И как говорят! Просоветские абсолютно правильные, добротворительные настроения, летящие со страниц, заставляют почувствовать себя ребенком, заново постигающим человечество. Хреновы идеалисты, почему вас таких можно найти только на страницах. Ну да, потому что люди такой глубины и такой правды - фантастика.
Это офигительная книжка. Утопическая, факт, но и реальные люди фантастичны в своей убогости.
Все мы - стажеры в этой жизни. У самой жизни. И кто-то - до конца. Но как обычно, the choice is yours, правда, до квалификации Настоящей Жизни дотягивают единицы.
"Никакие открытия не стоят одной-единственной человеческой жизни.
Рисковать жизнью разрешается только ради жизни."
Первые произведения Стругацких написаны в духе романтики освоения космоса. Их герои смелые, стойкие люди, повсеместно подвергающиеся опасности, открывая человечеству богатства других планет. Достижения, принесенные своей деятельностью, они ценят выше собственной жизни. Но в "Стажерах", вместо самопожертвования ради общего блага, авторы предлагают другие ценности.
Повесть построена так, что каждую главу можно читать, как отдельное произведение. Экипаж "Тахмасиба" с молодым стажером на борту путешествует по Солнечной системе, посещая разные исследовательские базы. Им приходится принимать участие в решении многих накопившихся там проблем. Стажер Юра Бородин олицетворяет собой идеал советского человека, энергичного, деятельного, готового переносить любые тяжести ради общего дела. Он не терпит пассивных "мещан", которых все в жизни устраивает. Он во многом не согласен с повидавшими жизнь межпланетниками. Но в конце книги его убеждения кардинально меняются.
Советская идеология мне кажется инородным телом на полотнище повести, она словно обязательная программа, дающая пропуск к печатному станку. И именно финальная драма жирной линией подчеркивает неприятие социалистических идеалов. До прочтение "Стажеров" я никогда не задумывался об обратной стороне подвигов, совершенных ценой жизни. Я не думал о скорбящих родителях, потерявших сына или дочь, не думал о горе второй половинки, не думал о детях, ставших сиротами, не думал о чувствах друзей. Что им подвиг, если близкого человека уже нет.
В "Стажерах" Стругацкие отбрасывают идею покорения космоса. Путь к звездам, покорение новых горизонтов, все это отходит на второй план. "Главное на Земле". Здесь хватает проблем, решить которые можно не покидая пределов планеты. Незачем соваться в чужой дом, не наведя прядок в своем.
Несмотря на явные недостатки и политичекую подоплёку, эта повесть мне пришлась по вкусу. Мне кажется что в наше время Стажеры могут быть прочитаны непредвзято, можно трезво оценить и сравнить два мировоззрения, не находясь ни на чьей стороне, отсюда открываются совсем другой вид на некоторые аспекты повести.
Но, как говориться, не единой политикой живы. В Стажёрах великолепно проработаны характеры, читая начинаешь жить вместе с героями и можно многому у них поучиться. К тому же читается легко и непринуждённо. Да, тут нет столь глубокого символизма как в УНС или в ГО, нет такой психологии как в Пикнике, да, это не самое лучшее произведение АБС, но тем не менее, оно занимательно и интересно и подойдёт для чтения как подросткам так и взрослым.
Мне же Стажёры интересны ещё и тем, что это в каком-то смысле переломный момент в творчестве Стругацких.
Всякое мировоззрение зиждится на вере и на фактах. Вера - важнее, но факты - сильнее. И если факты начинают подтачивать веру - беда. приходиться менять мировоззрение, или становиться фанатиками. На выбор. Не знаю что проще, но хорошо знаю, что хуже. В Стажёрах Стругацкие меняют, а сразу после ломают своё мировоззрение. Они не захотели стать фанатиками...
БНС "Комментарии к пройденному"
Стажёры стали их последним произведением о бесстрашных товарищах коммунистического будущего. Это был очень сложный период для АБС, ломка мировоззрения всегда болезненна...
И ещё один переломный характер Стажёров выражен в следующей цитате из них же:
Главное - на Земле. Главное всегда остаётся на Земле. Решено, - подумал он. Решено. Главное - на Земле...
И действительно - "главное на земле", этот лозунг стал лозунгом самих авторов на все последующие годы работы. И если действия более поздних произведений и происходили на других планетах, то это уже было лишь антуражем, авторы полностью сосредоточились на проблемах человека и общества.
