С отцом Даниилом мы повенчались 22 января 1995 года, в день памяти митрополита филиппа Московского. Знаменательно то, что моя прабабушка про­исходила из рода бояр Колычевых, именно из того рода, что и митрополит Филипп.

В тот день был мороз, градусов тридцать, поэтому на свадьбе было всего два букета цветов. И отец Даниил даже расстроился, что не было цветов, он их очень любил. Зато на похоронах цветов было такое невиданное море, что храм утонул в цветах.

На венчание мы ехали в насквозь промерзшем троллейбусе, мы даже тогда смеялись, что на свою свадьбу в троллейбусе едем. Другие на собственную свадьбу в ли­музинах ездят, а мы ехали в троллейбусе, и свое подве­нечное платье я везла с собой в полиэтиленовом пакете.

Да и сама свадьба была какой-то грустной, можно сказать, что у нас ее и не было, а уж свадебного путешествия - тем более, об этом даже не мечтали.

Сразу после венчания остро встал вопрос жилья, поскольку в мою ком­муналку возвращаться было сложно, родители так и не знали, что мы обвен­чались. Тогда я жила отдельно, у них была своя квартира, а у меня две ком­наты на Маяковке. Но мы были моло­дые и немного отчаянные, отсутствие жилья не казалось проблемой, очень многое нас не пугало. Хотя проблем было достаточно. Я училась в Москве на втором курсе меди­цинской академии, а Даниил в четвертом классе семина­рии в Сергиевом Посаде. Пока мы не сняли квартиру, ему все-таки приходилось тайно ночевать у меня и выезжать часов в пять утра, чтобы к девяти успеть в Посад на за­нятия. Такой график Даниила очень быстро вымотал, он говорил, что буквально засыпает на занятиях. Но быстро снять квартиру в Сергиевом Посаде мы не смогли, жилье в городе пользовалось большим спросом, так как многие студенты духовных школ жили на съемных квартирах.

Тогда я мечтала о романтике, мне казалось очень за­манчивым снять маленький домик с печкой где-нибудь на живописной окраине городка, тем более что многие наши семинарские знакомые так и жили. Помню, как мы бродили с Даниилом по улицам Посада, был февраль, тем­нело рано, мы спрашивали прохожих, не сдаются ли по­близости комнаты, и, как, правило, получали отрицатель­ный ответ. Попалась одна старушка, которая предложила нам комнату, мы долго шли за ней по кривым переулкам и уже воображали, что сейчас нас приведут в тихий уют­ный домик. Но нас ждало разочарование, милая старуш­ка предложила нам такое жилье, что страшно вспомнить. Опять продолжились поездки Даниила ко мне в Москву и обратно, пока наконец ему не удалось снять квартиру. Это была обычная малогабаритка в пятиэтажном доме, правда, очень чистая и светлая. Мои мечты о домике, окру­женном зарослями сирени за покосившимся заборчиком, мгновенно развеялись, и я даже испытала некоторое разо­чарование, потому что жить в пятиэтажке показалось мне банальным и непоэтичным. А я тогда витала в облаках романтизма и розовых фантазий. Впрочем, наверное, эти фантазии помогли мне в то время пережить полосу лише­ний и трудностей. Я не привыкла к безденежью, у меня всегда все было, работала я для стажа, а не для зарплаты, и даже не знала толком ее размер и в какой день ее выдают. Теперь же, выйдя замуж и получив от отца отказ в содержа­нии, я узнала, что такое нужда и студенческий голод. Все деньги, которые нам подарили на свадьбу, ушли на оплату нашей квартиры, и денег больше не было. Я не работала в то время, а только училась, и бросать институт катего­рически не собиралась. Не получить высшее образование для девочки моего уровня и окружения было почти позором, хотя училась я не на лечебном факультете, который меня интересовал, а на фармацевтическом, куда поступила по собственной глупости. Но это отдельная история.

Итак, нам пришлось выживать. Родители Даниила, имея скромный достаток, не могли нам помогать, мои - не хотели. Помню, что в этот период мы жили на сочине­ния: Даниил писал в семинарии сочинения на заказ. За­казов было много, особенно от студентов-заочников, и нас очень выручали его таланты и знания. Но и этих денег едва хватало на пропитание. Мы ходили обедать и ужинать в се­минарскую столовую, на всем экономили, покупка просто­го заварочного чайника была событием. Стоит отметить, что теперь уже я ездила в Москву в институт, а на это тоже нужны были деньги. А когда я поняла, что у нас будет ре­бенок, это стало еще одним испытанием, потому что про­блем было действительно много. Нет денег, нет жилья, все неопределенно. Конечно, боюсь сообщить родителям. Ско­рее, мы с Даниилом были не готовы к появлению детей, и не могу сказать, что этой новости мы оба были рады, но, конечно, восприняли это как волю Божию и очень быстро смирились. Забегая вперед, скажу, что Господь давал нам детей в ответственные, переломные периоды нашей жизни: первую дочь - перед рукоположением во диаконы, когда мы были нищими студентами. Вторую - перед рукопо­ложением в священники, а третья девочка родилась после того, как отец Даниил стал настоятелем в своей первой и последней церкви.

В целом наша студенческая жизнь в Сергиевом Поса­де была даже забавной и необычной, необычной в первую очередь для меня. Рядом с нами в соседнем дворе жили наши друзья Листратовы, отец Евгений с матушкой Еле­ной, они тоже снимали квартиру. Отец Евгений недавно рукоположился, у них только что родилась первая дочь Лиза. Мы очень часто ходили к ним в гости, пили чай с ва­реньем, говорили на разные темы. Потом, после выпуска, они уехали в Оренбургскую область, а в 2003 году мы по­лучили трагическое известие, что отец Евгений разбился на машине. У него осталось трое детей.

Ходить в гости Даниил очень любил, он всегда был крайне общительным человеком. Мы подолгу гуляли с ним по Сергиеву Посаду и запросто, без предупреждения, за­ходили в гости к разным семинарским знакомым. Когда мы стали жить в Москве, иногда жалели, что уже не походишь по гостям, как в Посаде. Обычно на таких прогулках мы по­купали шоколадку, чтобы было не голодно, а однажды мы очень захотели есть, денег, как всегда, не было, мы зашли в магазин и решили купить вареной колбаски, грамм сто пятьдесят. Стоим у кассы и шарим по карманам, собираем мелочь, что-то наскребли. Продавщица, посмотрев на нас высокомерно-снисходительно, с недовольным видом на­резала нам эту колбаску и завернула в бумагу (в то время почти все покупки заворачивали в бумагу). И вот мы идем по улице, держим эту бумажку с несколькими кусочками колбасы и едим на ходу, довольные и счастливые. А кругом весна, первое тепло, закат солнца...

Помню, на первую нашу Пасху я купила на базаре большую курицу, купила сыр и еще что-то, на что денег хватило. Сварила из курицы холодец, а на следующий день, не успев его попробовать, уехала в Москву на уче­бу. А когда через день возвращалась, всю дорогу мечта­ла, как сейчас поем холодца с хреном и горчицей, и запах этого холодца с хреном я просто ощущала вокруг, таково было предвкушение. Но дома меня ждало разочарование. Холодильник был уныло пуст, а в раковине плавала куча грязной посуды. Я была возмущена, а отец Даниил начал радостно, как ребенок, рассказывать мне, как было замеча­тельно, как пришли семинаристы и «поиграли в саранчу». Ему, наверное, казалось, что я должна была разделить его радость от семинарской игры в саранчу, но в тот момент я, беременная и голодная, категорически не хотела понимать эту его радость. Тогда я очень сильно на него обиделась, впервые в жизни.

Его рукоположение во диаконы откладывалось два раза, каждый раз дата назначалась, а потом переносилась. Наконец, его рукоположили 13 мая 1995 года, в день памяти сщмч. Игнатия Богоносца. Отец Даниил очень любил этого святого и в последующие годы всегда служил Литургию в этот день. Рукополагал его в семинар­ском Покровском храме владыка Евгений, архиепископ Верейский.

Мы шли в Лавру, было яркое весеннее утро, пропитанное особой свежестью, потом была Литургия, и я жадно слуша­ла «Аксиос», отец Даниил в белом стихаре, весь лучезарный, у него только-только начала отрастать борода и волосы, ко­торые все время падали на глаза, такой молодой и трепет­ный. Я очень долго ждала его из алтаря, не понимала, поче­му он не выходит, наконец, он появился - изменившийся и преображенный. Мы с ним оба в этот день были словно на облаках, абсолютно ошарашенные. Обедали в семинар­ской столовой, приезжала его мама, потом сидели у нас дома с кем-то из семинаристов, ели торт, и все это было как сон. Я потом несколько дней не могла прийти в себя,

настолько необычным мне казались и его новое служение, и мой новый статус. Я стояла в храме и смотрела, словно завороженная, как он служит, как он выходит, как говорит ектеньи. Он служил легко, всю службу знал назубок. Мно­гие молодые диаконы поначалу мучались, брали с собой шпаргалки, неловко пряча их за орарем, а отец Даниил все уже знал. Он так мечтал о служении, и, когда получил его, был словно Ангел на Небесах, и говорил мне о том, как ве­личественно иметь возможность прикасаться к престолу. Мне кажется, что именно тогда он сказал фразу, которая за­пала мне в душу на всю жизнь и которую я всегда хранила в сердце: «Прошедший Царскими вратами назад не возвра­щается». И я была счастлива, что мой муж стоит в алтаре, у престола Божия.

14 июня, традиционно в день мученика Иустина фи­лософа, в духовных школах состоялся выпуск. Совершенно неожиданно отец Даниил получает указ: он назначается штатным диаконом на Болгарское подворье. Он рассчиты­вал, что его назначат к отцу Артемию Владимирову в Крас­ное Село, был даже почти уверен, что его направят туда, потому что именно отец Артемий писал ему рекомендацию в семинарию. Уже служа на Болгарском, он пытался устро­ить свой перевод в красносельский храм, но все было про­мыслительно, с переводом у него не получилось. Через пять лет он мне сказал примерно следующее: «Я вижу, как Божия Матерь вела меня все эти годы. На «Троеручицу» я пришел на свою первую службу на Болгарское, и на осеннюю Казан­скую меня забрали с Болгарского».

Тогда, летом 95-го, нам все было ново и необычно, на­чиналась совершенно другая жизнь. С квартирой в Посаде пришлось расстаться. Денег больше не было, семинарию отец Даниил окончил. Родители мои уже знали о нашем браке и знали о предстоящем пополнении в нашей семье. Мы вернулись в мою коммуналку на Маяковскую, и тут стоит сказать два слова про ужас этого переезда. Нуж­на была машина, но никто из родственников и знакомых нам помочь не согласился. Отец Даниил понегодовал не­много, пообижался на родню, а потом смирился и сказал,

что вещи будем перевозить на электричке, партиями. Ве­щей у нас почти не было, зато книг было много уже тогда. И вот так, партиями, мы и переезжали на электричке.

Перед тем как ему идти на Болгарское подворье, ре­шили съездить на две недели ко мне на родину. Очень я хотела показать ему Кубань, думала, что он так же проникнется любовью к моим родным местам, но, увы, Краснодарский край ему не понравился. Я все детство и юность проводила там лето и, напротив, не понимала, как можно летом оставаться в Москве или даже в Под­московье. А он не понимал, как можно есть черешню и абрикосы тазами, наслаждаться сверчками и петуши­ными криками. Его жутко раздражал ночной лай собак, который я никогда не замечала, как не замечают жители мегаполиса круглосуточного городского гула. Отец Да­ниил раньше никогда не бывал на юге, только однажды он с отцом ездил на Кавказ, в Сухуми, ему тогда лет две­надцать было, но они тогда даже в море не искупались. А отец Даниил очень хотел увидеть море, как дети хотят. Для меня море не было в диковинку, мы с родителями на море ездили каждый год. Но в ту поездку на юг мы к морю не выбрались, и отец Даниил был очень расстроен. Тогда он впервые увидел горлиц, это библейские птицы, а все библейское его всегда интересовало. Я ему говорю: «Смотри, Даниил, это горлицы, здесь голуби не водятся. В Израиле в жертву вот таких горлиц приносили». Он так удивился, он всегда думал, что голубь - он и в Из­раиле голубь.

Даже в этой небольшой поездке отец Даниил нашел себе приключения, устроив диспут с сектантами-пятидесятниками. На Кубани много пятидесятников, так на­зываемая церковь «Вифания» там очень распространена и по сей день. Тогда они собирались в нашей станице в пар­ке, на танцплощадке, и когда отец Даниил узнал об их со­брании, мы сразу туда пошли, не мог он пропустить такое событие. По молодости он буквально вскипал от ревности по Богу, и именно из-за его максимализма и полного не­приятия оппонента его диспуты не были идеальны, хотя

он обладал настолько серьезными знаниями, что любого сектанта ставил в тупик. Со временем он возмужал и нау­чился искусству диспута, а главное, он научился отделять заблуждение от человека. Но тогда первые его попытки были, скорее, похожи на гладиаторский бой, и мне каза­лось, что он был готов порвать своего собеседника, такая сильная у него была жажда правды. Именно жажда прав­ды, попытка во что бы то ни стало переубедить своих оп­понентов. Тот диспут закончился тем, что поставленные в тупик сектанты возложили на него руки и стали отчиты­вать говорением «на разных языках». Мы поняли, что на­чалось шоу, с которого надо срочно уносить ноги.

А первый его диспут был почти сразу после нашей свадьбы, на собрании Московской Церкви Христа в ки­нотеатре «Байкал». Там тоже все закончилось скандалом и практически срывом собрания. Правда, тогда два чело­века, мама и сын, ушли из этой секты и позднее стали при­хожанами отца Даниила.

Зарплату на Болгарском подворье ему дали только в сентябре, а до этого мы жили почти впроголодь, пита­лись тем, что он приносил с кануна, и немного денег, кото­рые давали диакону за требы. Рублей по двадцать за вен­чание плюс полотенце. Этих венчальных полотенец у меня за пять лет накопилось столько, что я не знала, куда и кому их раздаривать. Мы были бедны, как церковные мыши, у нас ничего не было, зато полотенца были. Как-то поехали в ближайшее Подмосковье в гости к знакомому священни­ку, однокласснику отца Даниила, и повезли ему в подарок полотенце - не было больше ничего. А у него только ре­бенок родился, и, конечно, с одним полотенцем приезжать было неудобно.

Тогда отец Даниил решил поехать в храм на Рогож­ской заставе и попеть там в хоре. За службу дали тридцать рублей и накормили обедом, и это был для нас праздник, мы шли из храма такие счастливые, сытые и при деньгах. Когда он принес первую зарплату, мы себя почувствова­ли полегче.

Интересно отметить, что все эти трудности переносились им как нечто должное, он всегда рассказывал мне о своем полуголодном дет­стве, как в его семье вареная колбаса и сыр покупались только на празд­ники. А я слушала его с ужасом, по­тому что я никогда не знала такой жизни, и сыр мы в семье ели каждый день, и все у нас было, вещи с чужого плеча не донашивали. А тут я по­пала в такую ситуацию, которую отец Даниил считал нормальной, а для меня это не было нормой, для меня это было неким «экстримом». А он говорил: «Но мои ро­дители так и живут, значит, так жить можно». А я этого совершенно не понимала, но рядом с Данилой все перено­силось по-другому, иначе. Он не чувствовал этих тягот, и даже не потому, что у него была семейно-семинарская закалка: он не был привязан к этому миру. Ему было все равно - есть деньги, нет их, он по-апостольски умел жить в скудости, умел жить и в изобилии, а я за ним тя­нулась, потому что, как говорится, куда я денусь с подво­дной лодки! Слава Богу, голодали мы недолго, а то, может быть, я и возроптала.

Служение на Болгарском подворье не было для него безоблачным. Первым делом молодого заносчивого диа­кона невзлюбил настоятель - архимандрит Борис. А отец Даниил тогда действительно был очень заносчив и нетерпим, нетерпим ко всякого рода неправде. Он, кста­ти, когда впервые знакомился с моими родителями, тоже был очень дерзок и резок с ними, что усугубило ситуацию и ухудшило впечатление о нем. Потом мне родители го­ворили, что дело было не столько в его бедности, сколько в том, что им не понравилось его по­ведение. Он не желал идти на уступ­ки и компромиссы.

Он все делал, как считал нужным. Мне рассказывали, как он отчаянно и смело спорил с преподавателями в семинарии, не боясь за это быть отчисленным. Думаю, что иногда ему удава­лось доказать преподавателям свою правоту, но чаще его поведение настраивало против него, озлобляло. Ведь че­ловек, умудренный жизненным опытом, имеющий уче­ную степень и седые власы, редко будет прислушиваться к мальчишке-студенту, даже если будет понимать, что этот студент прав. Насколько я знаю, первый конфликт с на­стоятелем был из-за ношения подрясника. Кстати, отец Алексей, папа Даниила, дома ходил в подряснике, а выхо­дя на улицу, подворачивал его каким-то хитрым способом, так, чтобы его было не видно. И духовник родителей отец Павел так делал. Меня удивляло это подворачивание под­рясников, я не понимала, зачем это нужно, ведь его про­сто можно было снять - и в сумку положить, а не накру­чивать кокон вокруг спины, для меня все эти вещи были в диковинку. Как только отец Даниил был рукоположен, он стал носить подрясник постоянно, всегда и везде, и сни­мал его только дома, а на улицу без подрясника не выхо­дил и, как папа, не подворачивал. А первый раз он надел подрясник, когда его в семинарии посвящали в чтеца. Это было зимой, на святителя Николая, совершал хиротесию епископ Магаданский и Чукотский Ростислав. В тот день мороз был очень крепкий и солнце такое яркое, что в воз­духе стояли радужные столбы. Отец Даниил говорил, что никогда раньше не видел такого природного явления и был в восторге, что оно совпало с его посвящением в чте­ца. Он хиротесии придавал огромное значение.

После хиротесии мы поехали к его родителям, праздновать. Отец Даниил гордо шел по улице в под­ряснике, такой смешной, без бороды, с худым треуголь­ным лицом (он тогда был очень худой), в нелепой вяза­ной шапочке. Этот подрясник ему родители подарили, кто его шил, не знаю, но запомнилось, что он был сшит из какой-то ужасной ткани, плотной, похожей на брезент или что-то в этом роде, и это был самый страшный его подрясник. Приехали мы к его родителям, встретил нас отец Алексей и младший брат Тихон. Ему тогда было пол­тора года всего, маленький такой, слюнки пускает, а отец Алексей ему говорит: «Смотри, Тиша, у Данилки подряс­ник». Я подумала, зачем это говорить такому маленькому ребенку, все равно не понимает.

Даниил так вдохновился званием чтеца, что даже венчался в подряснике и в стихаре. Вычитал где-то, что чтецов именно так венчали в древности, и поставил меня перед фактом, что в костюме венчаться не будет. Да костюма у него и не было. Я немного удивилась тако­му решению, но поскольку я своего оригинального жениха в костюме и не представляла, то приняла это с радостью. Хотя многие его одноклассники-семинаристы отнеслись к этому как очередной блажи и чудачеству. Может быть, это и было неким чудачеством, по крайней мере женихов в подрясниках и стихарях я больше не видела ни на одном венчании, но отец Даниил был в подряснике не столько из-за чудачества, сколько из-за буквы закона. Положено чтецам венчаться в подряснике - значит, надо. К тому же он всегда был оригиналом, а в тот период еще и большим законником, недаром он в семинарском хоре имел послу­шание уставщика. До конца жизни он пронес свою любовь к правильному исполнению Церковного Устава, не прини­мал ни сокращений, ни поздних нововведений в богослу­жение. Конечно, с возрастом он многие свои радикальные взгляды пересмотрел, но тогда он был истинным радика­лом и максималистом. А я, как неофитка, принимала почти все его радикальные взгляды на веру.

Тогда мы жили в центре Москвы, на Маяковке, и очень любили гулять пешком. Бывало, гуляли по два-три часа. Брали коляску, сажали туда маленькую Устю и шли бро­дить по переулкам, по Бульварному кольцу, и часто к нам присоединялись наши друзья Яненковы. Однажды дошли до Цветного бульвара, купили в ларьке «Рафаэлло» - лю­бимые конфеты отца Даниила и собираемся идти дальше, в сторону Сретенки. И тут к отцу Даниилу подходит жен­щина и просит его поговорить наедине. Мы пошли вперед, а отец Даниил с женщиной идут позади. Так и шли до са­мой Сретенки, потом отец Даниил нас нагнал и сказал, что он еще раз понял, что надо всегда ходить в подряснике. Эта женщина подошла к нему только из-за того, что он был, как ей показалось, в священнической одежде. Она хотела покончить жизнь самоубийством и уже куда-то шла, что­бы это дело исполнить, но наткнулась на нас. Отец Даниил тогда впечатлился и окончательно уверился в том, что если ты в сане, то надо одеваться, как положено, как солдату, который всегда ходит в форме. А священник всегда на служ­бе, и днем и ночью, это он усвоил как аксиому. Как-то мы были в Ростове Великом у нашего друга священника Алек­сандра Парфенова, так один маленький ребенок подошел к батюшке и спросил: «А вы Боженька?» Лишь изредка, только на отдыхе, он позволял себе быть без подрясника, например, на пляже или в лесу, когда мы ходили за гриба­ми, или на пикнике с шашлыками. В 1996 году мы с ним путешествовали по Крыму, приехали в Керчь, жара была страшная, и мы пошли на городской пляж, а отец Даниил был, как всегда, в «форме». Его появление произвело на пля­же такой переполох, что казалось, люди увидели затмение солнца, пришествие инопланетян, падение метеорита. Все смотрели только на нас, как мы переоблачаемся в купаль­ные костюмы. После этого случая отец Даниил подрясник снимал заранее, еще по дороге к пляжу, чтобы явно не по­казывать, кто он. Отец Даниил не был приверженцем ради­кального взгляда, что священникам нельзя ходить на пляж. Он очень любил плавать, очень любил море. А однажды нас чуть не побили за подрясник. Это было на мой день рож­дения, 27 марта 1995 года. Мы возвращались с соборова­ния и решили заехать к его родителям. Возле храма Петра и Павла в Ясеневе на нас напал пьяный мужик, ударил меня по ремню сумки, так что тот порвался, и заорал дурным го­лосом: «Ты поп или холоп, что нацепил на себя?!» А у отца Даниила тогда внешность «непоповская» была: худой, с ма­ленькой, только начавшей отрастать бородкой, в куртке и вязаной шапке, он был, скорее, похож на монастырского послушника. Он даже диаконом тогда еще не был. Завяза­лась потасовка, хорошо, что женщина какая-то шла из хра­ма, за нас заступилась, а я тогда так испугалась, что всю дорогу рыдала в голос.

Настоятеля отца Бориса, человека старых устоев, очень сильно раздражала принципиальная позиция диа­кона Даниила по поводу ношения подрясника. Отец Борис не воспринимал этого, а считал каким-то позерством и по­требовал не ходить по улице в подряснике, а оставлять его после службы в храме. На это отец Даниил ответил настоятелю очень резко, не скажу, какой конкретно была его речь, но, конечно, там были ссылки на святых отцов, и ответ был достаточно веским, таким, что возразить отец Борис уже не смог. Это положило начало противостоянию отца Даниила и отца Бориса, и оно продолжалось до тех пор, пока отец Даниил не изменился. Опыт служения и жизненный опыт действительно его изменили, и он, в за­вершение своего служения на Болгарском подворье, нашел в себе силы и мудрость наладить отношения с настояте­лем. Когда он уже сам стал настоятелем, на одной из своих лекций даже рассказал этот эпизод. А до примирения отцу Даниилу приходилось терпеть придирки и притеснения, его ставили служить в самое неудобное время, например, он всегда служил ранние службы, которые очень не любил. Ему, как «сове», очень тяжело было рано вставать, и ран­ние подъемы вызывали у него приступы головной боли. На Пасху и на Рождество, напротив, служил поздние, так что не мог разговеться со всем причтом за общим столом. Ему не разрешали брать больничный, поэтому он чуть не поплатился здоровьем, когда служил с начавшимся клещевым энцефалитом, с температурой под сорок. Быва­ло, что задерживали или даже урезали зарплату. Именно из-за этого конфликта отец Даниил первые два месяца во­обще не получал зарплату, и мы были вынуждены почти голодать. Да, отец Борис явно невзлюбил отца Даниила и называл его высокоумным выскочкой.

Этот дякон Даныыл! - говорил отец Борис с силь­ным болгарским акцентом. Лишь спустя годы отец Даниил понял свои ошибки, и позже говорил мне, что Господь про­мыслительно поставил его на Болгарское подворье, потому что служение там стало для него школой смирения.

Отец Даниил отличался удивительной общитель­ностью, можно сказать, что он был мегаобщительным че­ловеком. Я всегда удивлялась, что он везде, куда бы мы ни приезжали, встречал своих знакомых, и потом с вос­торгом рассказывал мне об этом. А однажды в центре Шарм-эль-Шейха мы умудрились встретить отца Арте­мия Владимирова! В ту поездку мы облюбовали в старом городе очень неплохой рыбный ресторанчик и направляли туда свои стопы, дабы пообедать. Вдруг видим, как идет нам навстречу некий батюшка в светлом подряснике с развевающейся на ветру бородой, а с ним - целая сви­та. И вдруг мы понимаем, что этот батюшка нам до боли знаком, а потом до нас доходит, что это отец Артемий. Ну, тут радость, объятия, отец Даниил сияет от востор­га. Оказалось, что отец Артемий со своими спутниками ищут именно рыбный ресторан, мы их проводили и все вместе отобедали. Было весело, и отец Даниил очень долго и с детской радостью вспоминал этот эпизод. Он всегда был как ребенок, обижался как ребенок, надувая губы, а если его обидеть сильно - начинал плакать и лить боль­шие слезы. Радовался как ребенок, мог чуть ли не пры­гать от радости, удивлялся как ребенок. Найдет описание какого-нибудь интересного научного факта или чудесного природного явления и полдня говорит об этом. И даже по­черк у него был детский, как у девочки-отличницы, четкие буковки, почти печатные. Я всегда удивлялась его почерку, для меня, с моими неразборчивыми каракулями, было не­постижимо, как человек может иметь такой почерк. Неко­торые говорят, что чем разборчивее почерк, тем аккурат­нее и пунктуальнее человек, но отец Даниил не подходил под общие определения. Он писал, можно сказать, почти каллиграфически, но при этом производил вокруг себя не­вообразимый беспорядок. Я прощала ему это, просто отно­сила к недостаткам мужского пола. Он всегда разбрасывал носки, никогда не убирал за собой посуду, особенно чаш­ки, и если чашки вовремя не убирались, то они накапли­вались целыми батальонами где-то в районе его письмен­ного стола. Сам стол был завален кипами и кучами бумаг, стопки книг высились по краям, как Пизанские башни, норовя вот-вот рухнуть под действием закона всемирного тяготения. Он никогда или почти никогда не закручивал зубную пасту, крышечки от пасты терялись, она засыхала, и ее приходилось выковыривать. Он не убирал сыр в па­кет, а просто кидал его на полку в холодильник, где он благополучно засыхал, если я вовремя его не заворачивала.

Когда я уезжала на дачу или в Краснодар и он летом оста­вался в квартире один, квартира превращалась в невооб­разимую холостяцкую берлогу, в которой от пролитого сладкого кофе ноги прилипали к полу.

Про кофе стоит сказать отдельно. На протяжении всех пятнадцати лет нашего знакомства я с ужасом взирала на ту черную растворимую бурду, которую он ежедневно потреблял в неимоверных количествах. Лишь последние годы он уже не мог пить столько кофе, причем он упря­мо пил только растворимый кофе, который я категориче­ски считаю несовместимым с жизнью даже для здорового человека. Сколько я ни пыталась приучить его пить на­туральный напиток, он всегда говорил, что растворимый кофе - это кофе, а заварной - это полная ерунда. У него всегда была привычка перед уходом куда-то выпивать кружку своей любимой бурды, и эту кружку он остав­лял на полочке в прихожей. По температуре этой круж­ки я могла судить, насколько давно отец Даниил ушел из дома: если я приходила и находила в прихожей еще те­плую чашку, значит, отец Даниил только ушел. И бо­тинки у него были бы хронически не чищенные, если бы я за ними не следила. Однажды я хотела его немного по­учить чистить ботинки, я же не всегда буду под рукой, пусть начинает обращать внимание на свой внешний вид. Выдавила ему на ботинки крем и оставила, думаю: он уви­дит - и размажет крем щеткой. Но не тут-то было. Ве­чером возвращается отец Даниил, снимает ботинки, и тут я понимаю, что сейчас упаду от смеха. На ботинках, все в пыли, так и лежат приклеившиеся, полузасохшие за це­лый день две козюли крема. Больше я таких эксперимен­тов не ставила, а молча чистила ему ботинки. А потом мне рассказали еще более курьезный случай, как отец Даниил пришел в храм в разных ботинках: один был коричневый, другой черный. Он мне потом сам, со своим неизменным детским восторгом рассказывал, как прихожане указали ему на обувь, а так бы он и не заметил. Нет, у него были подозрения, что что-то не так, ногам почему-то неудобно, но он не догадывался, пока добрые люди не сказали.

На свою одежду он также мало обращал внимания, был совершенно неприхотлив в вещах. Он говорил, что его интересует удобство и практичность, и больше ниче­го. Подрясники он снашивал до лохмотьев и утверждал, что читал где-то, что одежду нужно носить до такого со­стояния, чтобы даже нищий побрезговал ее подбирать. Конечно, это была больше шутка с его стороны, он всегда шутил очень оригинально. Он не любил расставаться с ве­щами, носил все до тех пор, пока не изорвется, и я подши­вала и ремонтировала ему подрясники. Пальто и куртки он тоже занашивал до дыр, и так было со всеми вещами. Я была категорически не согласна с этим, но что-то новое ему купить было очень сложно, потому что сложно было вытащить отца Даниила в магазин, на житейскую суету у него абсолютно не было времени. Однажды мы пошли покупать ему ботинки, он померил пару и сказал продав­щице, что прямо в новых ботинках и пойдет, а старые по­просил упаковать в коробку. Продавщица с явным неудо­вольствием взяла двумя пальцами его старые, изодранные штиблеты, а отец Даниил радостно пояснил: «Я эти бо­тинки восемь лет проносил!» Что подумала продавщица, я не знаю, но все было написано у нее на лице. Меня эта сцена очень смутила, а батюшка ушел из магазина сияю­щий и довольный.

Похожая информация.

«Модель поведения жены не должна отличаться от модели поведения невесты. Невеста же понимает, что если она жениха будет досаждать, то он просто развернётся и уйдёт, и она останется ни с чем. Жена должна вести себя так же, как невеста, а не думать, что она застрахована венцами, печатями, и вести себя так, будто ей всё позволено.
А дети всё видят. Они видят это лицемерие и ложь, они это чувствуют».
Матушка Юлия Сысоева

Юлия Сысоева - вдова священника- миссионера о. Даниила Сысоева , мама троих дочерей: Иустины, Дорофеи и Ангелины, писатель публицист, автор книг «Записки попадьи», «Бог не проходит мимо», президент благотворительного фонда «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева».

О фонде

Мы организовали благотворительный фонд «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева», цель которого – помощь священническим семьям и вдовам священников. У нас в стране есть много специализированных фондов, которые помогают, например, детям с онкологическими заболеваниями или бомжам. А вот такого места, куда могут обратиться попавшие в беду священнические семьи, не было.

Некоторые думают, что таким семьям может помочь приход, но это не так. Есть настолько нищие приходы, есть вдовы иереев, дьяконов, которым достаточно быстро после кончины супруга перестают помогать или вовсе забывают о них.

С каждой ситуацией мы разбираемся лично, выясняем нужды семьи, практикуем индивидуальный подход, потому что нужды у всех разные, проблемы у всех разные.

Понятно, что все проблемы деньгами не решаются, но сейчас многое упирается именно в деньги: ремонт, лечение, отдых для детей. При этом мы, конечно, можем поддерживать и морально. Матушки могут чувствовать, что в трудностях, со смертью супруга о них не забыли, их не оставили, их жизнью интересуются. В кризисной ситуации очень важно понимать, что есть некая организация, которая небезразлична к их горю.

О добрых делах

Мы видим тенденцию такую, что люди последнее время хотят делать добрые дела, но им не хватает информации. Мы же не только помогаем конкретным семьям, но и даём людям возможность делать добрые дела, помогать. Люди действительно ищут, хотят что-то сделать, но не знают, кому помочь. Мы видим это и по своей работе, и по другим фондам. Люди устали уже от этой чёрствости, от бессмысленного зарабатывания денег, и покупка новой машины или бытовой техники уже не доставляет удовольствия.

Был такой период, когда люди только на себя работали, была некая чёрствость в отношении беды других людей. А сейчас мы видим такое явление, что многие люди стремятся выйти за эти рамки, оторваться от суеты, что называется – поднять глаза к небу. Уже устали от этого копания в земле, даже от изобилия устали, которое нам стало доступно в последнее время.

Раньше мы мечтали о забитых полках в магазинах, это казалось для многих просто пределом мечтаний. Сейчас супермаркетами никого не удивишь. Хочется уже думать о чём-то более возвышенном. Поэтому люди сейчас и стали стремиться найти ближнего, которому можно помогать.

А у нас на сайте дана информация о нуждающихся семьях, она проверена и достоверна. И человек может почитать о каждой семье. В этом и заключается смысл работы нашего фонда – дать возможность встретиться тем, кто нуждается в помощи, и тем, кто хочет сделать какую-то посильную жертву.На самом деле, в такой помощи люди находят огромное удовлетворение – когда делается доброе дело, когда они сами получают молитвенную помощь от тех, кому помогают материально . Жертвователи таким образом и себе помогают, ведь вера без дел мертва. Многие действительно хотят жить по заповедям Христовым. Очень страшно услышать будет на Страшном суде «истинно говорю вам: не знаю вас» ()

Здесь присутствует и в хорошем смысле корыстный интерес, конечно. Помогая другим, человек зарабатывает себе «капитал» в Царстве Божием, вкладывая земные деньги в нетленные банки, которые не зависят от политической ситуации и курса валют. А там-то богатство точно не исчезает!

И матушки потом звонят, благодарят, рассказывают о том, как решились их проблемы. Вот у нас, например, была священническая семья, собирали им деньги на лечение ребёнка, больного лейкозом. Недавно они сообщили, что нужная сумма была найдена, ребёнок прошёл необходимый курс лечения и исцелился. У нас была такая радость!

Человек всегда может найти то, что ему делать по силам. Да можно даже найти соседку одинокую в подъезде и элементарно ходить для неё в магазин за хлебом или разговаривать с ней. Я думаю, что если человек хочет делать добрые дела, то Господь всегда ему предоставит такую возможность. И такие дела, которые человек делает ради Бога, а не ради себя, никуда не теряются, навсегда остаются в вечности.

Сотрудники фонда на могиле о. Даниила

О замужестве

Стремление женщины, заложенное от природы – это семья, дети. Многим кажется, что их нереализованность в том, что не могут найти спутника жизни, но ведь Апостол Павел: «Всегда радуйтесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» () И если человек начинает впадать в уныние и говорить, что его жизнь не складывается, надо вспоминать эти слова о благодарности.
При этом понятно, что в Евангелии говорится: «И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят » (). Поэтому если девушка действительно очень хочет замуж, наверное, ей надо об этом молиться и попросить об этом Того, у Кого всё в руках.

Своим дочерям я говорю, что бегать за парнями не надо.
У подростков главная задача – учиться, становиться человеком, нормальной христианкой, а всё остальное приложится. Будут и женихи

обязательно. При этом с мальчиками, конечно можно и нужно дружить, но первостепенные дела всё же другие. Маме надо учить своих детей грамотно расставлять приоритеты, не лениться объяснять ребёнку о том, что такое хорошо и что такое плохо, доступными для ребёнка словами, чтобы ребёнок сам научился разбираться в своей жизни.

Ну а процесс христианского воспитания в семье очень сложный, особенно когда кругом столько соблазнов, белое называют чёрным, а чёрное – белым, всё выворачивается наизнанку. Тому же подростку надо помочь разобраться, как делать выбор, чему верить.

Молодёжи активно пропагандируется сексуальная раскрепощённость, обещается при этом безопасный секс. Мол, делайте что хотите, главное – предохраняйтесь. А дети не могут смотреть на эту тему объективно, не понимают последствий такой жизни.

Понятно, что, прежде всего, должен быть пример в семье. А ведь бывает, что как раз в семьях дети видят обратное подтверждение тому, о чём их пытаются учить родители. Дети очень хорошо чувствуют это лицемерие, когда мама и папа живут какими-то двойными стандартами, двойной жизнью.

Если родители тихо ненавидят друг друга, но при этом «долбят мозг» и «парят» детей этим христианством, то у детей совершенно закономерно возникает отторжение. И им кажется, что родители лгут, а вот в сериале показывают правду жизни. Поэтому, конечно, в первую очередь должен быть искренний пример родителей.

О проблемах православных семей

Я вижу, что в православных и священнических семьях очень много проблем. Православие само по себе не является гарантией семейного счастья, верности, любви. Я вижу, что многие матушки думают, что они застрахованы от измен и развода. Если обычные женщины ещё могут побаиваться измен, то уж в священнических семьях матушки бывают уверены, что уж их-то мужья от них точно никуда не денутся, всё вытерпят, ведь им второй раз жениться нельзя. Ничего подобного!

Вообще, у нас это встречается. Девушка добилась своего, вышла замуж. Штамп в паспорте, венчание. И если при этом думать «Ну всё, теперь он от меня никуда не денется, теперь я могу не следить за собой, есть всё подряд, об мужа ноги вытирать, могу орать на него, он всё равно развестись не может». У православных это развито гораздо сильнее, чем в обычных семьях. Ну а как же! Венчаный брак, один раз на всю жизнь.

И здесь важно понимать, что модель поведения жены не должна отличаться от модели поведения невесты. Невеста же понимает, что если она жениха будет досаждать, то он просто развернётся и уйдёт, и она останется ни с чем. Жена должна вести себя так же, как невеста, а не думать, что она застрахована венцами, печатями, и вести себя так, будто ей всё позволено.
А дети всё видят. Они видят это лицемерие и ложь, они это чувствуют.

Православные родители очень часто пытаются оградить, изолировать детей от общества вообще. Как будто можно засунуть ребёнка под колпак. Такие родители стремятся отдавать детей во всякие мыслимые и немыслимые православные гимназии, воскресные школы, подбирать православных друзей, чтобы ребёнок общался только с правильными мальчиками и девочками. Но это не сработает.

Важно сделать ребёнку все необходимые духовные прививки, чтобы у него выработался иммунитет. А для этого с ребёнком надо общаться, разговаривать, объяснять, учить видеть причинно-следственные связи. А чтобы ребёнок поддерживал с родителями дружескую связь, доверял родителям, нельзя только давить и запрещать.

Конечно, ребёнок часто всё равно закрывается, потому что мама есть мама. Здесь придётся проявлять мудрость и искать подход к конкретному своему ребёнку, чтобы он не боялся делиться с родителями своими важными и сокровенными проблемами.

У нас же часто так бывает, что мама изо всех сил воспитывает дочь, не уважает её личное пространство, давит на неё, а потом такая дочь становится более свободной и вырывается на свободу подальше от такой матери. На таком этапе уже сложно налаживать дружеские отношения. Можно, наверное, но очень сложно. Лучше всё-таки с детства учиться дружить с ребёнком.

Мы наблюдаем эти конфликты детей и взрослых сплошь и рядом. Все эти невестки со свекровями оттуда же произрастают, когда матери начинают ревновать своих сыновей к их жёнам, например. И возмущаются: «Как же так, он её больше любит, чем меня, но я же главнее, я же мама!»

То же самое и с мамами девочек происходит. Девочка выходит замуж, и мама вдруг становится тёщей. И если мамы конкурируют с супругами своих детей, то в семье начинаются серьёзные проблемы. Вмешательство родителей в дела взрослых детей недопустимы. Дети, создавая свои собственные семьи, уже способны брать на себя ответственность за свою жизнь, а с ними продолжают сюсюкаться, как с маленькими. Это часто происходит из-за эгоизма родителей, я думаю…

О путешествиях, шаблонах и личной ответственности

Мне нравится видеть что-то новое, интересное. Смотреть разные страны, города, другие культуры. Очень люблю активный отдых, например, горные лыжи. Не хотелось бы себя ограничивать четырьмя стенами или дачей.

Может быть, кому-то достаточно паломничеств, но те, кто утверждают, что только так и надо отдыхать, что православным нельзя знакомиться с другими культурами – это какие-то шаблоны.

Навязывание какого-то образа жизни или размышление о том, что православной женщине можно только в паломничества – это же тоже шаблон. Я знаю огромное количество активных православных семей, которые ездят отдыхать за границу.

Да, все эти шаблоны навязывались очень активно: платки эти, юбки, неухоженные волосы. Иногда какие-нибудь формы читаешь – и просто удивляешься. Я не знаю, о чём думают женщины, рассуждающие о том, можно ли пользоваться дезодорантами. Конечно, нет. Надо вонять потом, и это будет очень православно! И столько копий ломается вокруг такой ерунды. А люди не о том думают.

И вот эта ритуальная и фарисейская религия, которая бывает не только у православных, кстати, очень хорошо человека освобождает от ответственности. В такой вере не надо задействовать свой мозг, делать самостоятельный выбор. Куда проще выполнить тучу ритуалов и со спокойной совестью думать, что ты такой весь из себя правильно живёшь. И не надо делать никаких усилий над своим сердцем, над своей душой, понуждать себя любить ближних, делать добрые дела. А ритуалы обрастают новыми ритуалами, и мы получаем толкование на толкование, и так бесконечно.

Я часто вижу, как за видимым послушанием духовнику кроется огромное нежелание принимать самостоятельные решения. И эти вечные «батюшка благословил / батюшка не благословил» тоже оттуда идёт. Это может исходить и из благих побуждений, когда человек ищет волю Божью, но в то же время это нежелание брать на себя ответственность. Это же очень удобно, когда батюшка всё решает, а мы только под благословение подходим. Везде надо искать золотую середину.

Вот и совершенно правильное утверждение о том, что всё делается по воле Божьей, человек может интерпретировать в том же ключе и перекладывать на Бога ответственность за свои личные ошибки, за свои личные решения. Каждый человек имеет свободу, которую Господь у него никогда не отнимал.

С этого и Адам начал, ставя Богу в упрёк, что это Он дал Адаму такую жену. Это, выходит, Бог виноват в том, что «Ева обольстила меня, и я ел», а сам Адам тут вроде и не при чём. И эта проблема сохраняется и в современных людях.

Беседовала Лика Сиделёва

Бывшей жены убитого 7 лет назад иерея Даниила Сысоева: "В среду 8 июня в 15:30 по Московскому времени в храме Космы и Дамиана на Маросейке состоится молебен Господу Богу об освобождении заключенного Сергия и милости для нашей семьи, ибо я и трое наших детей весьма сильно страдают и переживают из-за происходящей ситуации. Слабеет издательская и благотворительная деятельность"…

Откомментировала: почему не указали, в чем его реально обвиняют, а назвали другую причину, нехорошо использовать людей втемную.

Юлия Михайловна комент потерла.

Потом имела с ней долгую, нудную и совершенно бесплодную переписку, в которой так и не получила ответ на свой вопрос.

Что ж, отвечу сама себе. Потому что уже тошно и от вранья и от молчания.

В Юлиной семье действительно все очень непросто. Причем, настолько непросто, что все более-менее знакомые с ситуацией предпочитали молчать, вздыхать и отводить глаза в сторону, ибо у нормального человека такое положение вещей вызывает состояние, которое интеллектуал описал бы как когнитивный диссонанс, а кто попроще – назвал бы разрывом шаблона.

Я тоже молчала. Но такого рода "призывы к молитве" вызывают у меня ощутимую неприязнь. Этому есть причина. Однажды, на заре моего воцерковления ко мне подошел незнакомый человек, видимо распознав во мне по платку и длинной юбке православную христианку, и попросил меня помолиться вместе с ним. Давай, говорит, сестра, прочитаем сейчас вместе "Отче наш" и помолимся друг за друга.

Не знаю, почему я тогда затормозила – оторопела, наверное, от необычной просьбы, – в общем, отвел Господь от греха, парень один прочитал "Отче наш", а потом стал рассказывать о себе. Ну и рассказал, что сам он из Белого братства (секта такая была в то время, тоталитарная и деструктивная, зародилась на Украине), а за главного в этом Братстве – небесный отец Мария Дэви Христос. И молился этот парень молитвой Господней, обращая ее не к Богу Отцу, Творцу всего, а к нему, ну, в смысле, к ней – Марии Цвигун, свихнувшейся на почве негативного духовного опыта, полученного под веществами.

Это я к чему – вот зачем людей использовать втемную? Почему бы Юлии Михайловне не написать прямо, в чем действительно обвиняется ее муж, содержащийся ныне под стражей Сергей Станиловский, молиться об освобождении которого она призывает. Такая кособокая полуправда и замалчивание правды, называемое в кругах, к которым на данный момент близок Сергей, "ввести в блудняк", а говоря нормальным языком – "манипуляцией", – принесет ли пользу, честно, не знаю. Бог-то всеведущ, знает все, что у людей в сердцах, знает то, чего мы и сами о себе не знаем. Поэтому если просишь людей поучаствовать в чем-то, им надо четко обозначить: кто враг, кто друг, кого гнать, кого миловать.

В общем, я буду говорить. Намолчалась, хватит. Буду комментировать.

Но прежде – о молитве. Молитва – это здорово, молитва о страждущем, находящемся в заключении, – особенно. Молиться надо, бесспорно. Но я глубоко убеждена: молиться бездумно нельзя ! Надо понимать, о чем молишься, чего просишь.

Итак, Юля пишет: "Недоброжелатели активно пытаются отомстить ему, так как считают его причастным к смерти Священника Даниила Сысоева. Также они всячески стараются развалить наш фонд, лишить меня родительских прав".

Интересно, а кто эти "недоброжелатели"? Те, кто ведет следствие? Вряд ли, им же положено быть беспристрастными, ведь если их заподозрят в необъективности, то попросту отстранят от следствия.
Ну, тогда, значит, недоброжелатели – это дочери убитого иерея Сысоева, имя и труды которого Юлия Михайловна со своим мужем весьма активно эксплуатировали во благо своей семьи в течение почти 7 лет.

Ведь именно Иустина Сысоева, старшая дочь о. Даниила обвиняет Сергея Станиловского. И обвиняет не в причастности к смерти отца, как пишет Юля, а в развратных действиях по отношению к ней и ее сестрам . Правда, я не представляю, как Устя пытается развалить фонд и лишить Юлю родительских прав…

Выходит, недоброжелатели – это все-таки следственные органы и органы опеки. Но этого быть не может. Замкнутый круг… Не исключаю, что я чего-то не знаю и существуют еще какие-то люди. А может, "недоброжелатель" – это сам о. Даниил, ведь знаменательно иск был принят 12 января, в день его рождения?..

Ну, как себя чувствуют ваши шаблоны? Мои – трещат по всем швам.

Похоже, пришла пора давать комментарии.

Юлия Михайловна пишет: "…я и трое наших детей весьма сильно страдают и переживают из-за происходящей ситуации".
Я не любопытна и не слежу пристально за личной жизнью Юлии Брыкиной и Сергея Станиловского, но известно, у них же только один совместный ребенок! Плюс три дочери о. Даниила, и их Станиловский не удочерял, это факт. Ну, предположим, Юлия имеет в виду, что Станиловский для всех детей – как отец родной. На это есть масса возражений, ну да ладно, считаем: один и три – это, ребята, четыре. Юля же пишет о троих детях. Кто не при делах из четверых имеющихся, догадаться нетрудно: все-таки "недоброжелатель" – это Иустина, и из состава семьи она исключена. Что ж, ситуация весьма типичная: больше половины матерей в семьях, где произошло подобное, встают на сторону мужей. Не нам их судить за это, Бог им судья.

Я-то, собственно, о чем? О молитве же.
О чем молиться?

Буду молиться, чтобы суд был непредвзятым, справедливым, милостивым и снисходительным к обвиняемому, и заключенный ныне Сергей, обвиняемый в развратных действиях в отношении несовершеннолетних, в случае вины полностью раскаялся и понес заслуженное наказание. Или получил освобождение – в случае, если невиновен.

Буду также молиться, чтобы суд, да и не только суд, но и те, кому известно больше, чем на своем сайте говорит Юлия, проявили милость и по отношению к пострадавшим. Потому что, господа, у меня едет крыша и рвутся шаблоны, когда люди стараются оправдать обвиняемого, тем самым глумясь над пострадавшими и ставя их в положение клеветников. Церковь предписывает молиться о раскаянии, о здоровье и облегчении участи заключенных, помогать заключенным, а не освобождать их. Хотите молиться об освобождении Сергея – воля ваша, молитесь. А если он преступник? Вы все равно будете молиться о его освобождении? Ну-ну. Только вам не кажется, что в таком случае вы разделяете с ним ответственность за преступление?

Изумляет меня в этой истории то, насколько всем глубоко безразличны пострадавшие…

Люди, ну вы глаза-то откройте! Вот оно, живое наследие о. Даниила – его дети. Ну ладно, мать их разум потеряла, но надо же понимать: это же дети его, плоть от плоти. Не надо глумиться над ними. Им и так очень несладко. Некоторые из вас были друзьями их отца, иерея Даниила Сысоева. Защитите же его детей – во имя и в память их отца, мученика за веру.

И пожалуйста – дайте в этой ситуации действовать Богу. Пусть все будет по Его святой воле, а не по нашей.

«Модель поведения жены не должна отличаться от модели поведения невесты. Невеста же понимает, что если она жениха будет досаждать, то он просто развернётся и уйдёт, и она останется ни с чем. Жена должна вести себя так же, как невеста, а не думать, что она застрахована венцами, печатями, и вести себя так, будто ей всё позволено.
А дети всё видят. Они видят это лицемерие и ложь, они это чувствуют».
Матушка Юлия Сысоева

Юлия Сысоева — мама троих дочерей: Иустины, Дорофеи и Ангелины, автор книг «Записки попадьи», «Бог не проходит мимо», президент благотворительного фонда «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева».

О фонде
Мы организовали благотворительный фонд «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева», цель которого – помощь священническим семьям и вдовам священников. У нас в стране есть много специализированных фондов, которые помогают, например, детям с онкологическими заболеваниями или бомжам. А вот такого места, куда могут обратиться попавшие в беду священнические семьи, не было.
Некоторые думают, что таким семьям может помочь приход, но это не так. Есть настолько нищие приходы, есть вдовы иереев, дьяконов, которым достаточно быстро после кончины супруга перестают помогать или вовсе забывают о них.
С каждой ситуацией мы разбираемся лично, выясняем нужды семьи, практикуем индивидуальный подход, потому что нужды у всех разные, проблемы у всех разные.
Понятно, что все проблемы деньгами не решаются, но сейчас многое упирается именно в деньги: ремонт, лечение, отдых для детей. При этом мы, конечно, можем поддерживать и морально. Матушки могут чувствовать, что в трудностях, со смертью супруга о них не забыли, их не оставили, их жизнью интересуются. В кризисной ситуации очень важно понимать, что есть некая организация, которая небезразлична к их горю.

О добрых делах
Мы видим тенденцию такую, что люди последнее время хотят делать добрые дела, но им не хватает информации. Мы же не только помогаем конкретным семьям, но и даём людям возможность делать добрые дела, помогать. Люди действительно ищут, хотят что-то сделать, но не знают, кому помочь. Мы видим это и по своей работе, и по другим фондам. Люди устали уже от этой чёрствости, от безсмысленного зарабатывания денег, и покупка новой машины или бытовой техники уже не доставляет удовольствия.
Был такой период, когда люди только на себя работали, была некая чёрствость в отношении беды других людей. А сейчас мы видим такое явление, что многие люди стремятся выйти за эти рамки, оторваться от суеты, что называется – поднять глаза к небу. Уже устали от этого копания в земле, даже от изобилия устали, которое нам стало доступно в последнее время.
Раньше мы мечтали о забитых полках в магазинах, это казалось для многих просто пределом мечтаний. Сейчас супермаркетами никого не удивишь. Хочется уже думать о чём-то более возвышенном. Поэтому люди сейчас и стали стремиться найти ближнего, которому можно помогать. А у нас на сайте дана информация о нуждающихся семьях, она проверена и достоверна. И человек может почитать о каждой семье. В этом и заключается смысл работы нашего фонда – дать возможность встретиться тем, кто нуждается в помощи, и тем, кто хочет сделать какую-то посильную жертву.
На самом деле, в такой помощи люди находят огромное удовлетворение – когда делается доброе дело, когда они сами получают молитвенную помощь от тех, кому помогают материально . Жертвователи таким образом и себе помогают, ведь вера без дел мертва. Многие действительно хотят жить по заповедям Христовым. Очень страшно услышать будет на Страшном суде «истинно говорю вам: не знаю вас» (Мф.25, 12)
Здесь присутствует и в хорошем смысле корыстный интерес, конечно. Помогая другим, человек зарабатывает себе «капитал» в Царстве Божием, вкладывая земные деньги в нетленные банки, которые не зависят от политической ситуации и курса валют. А там-то богатство точно не исчезает!
И матушки потом звонят, благодарят, рассказывают о том, как решились их проблемы. Вот у нас, например, была священническая семья, собирали им деньги на лечение ребёнка, больного лейкозом. Недавно они сообщили, что нужная сумма была найдена, ребёнок прошёл необходимый курс лечения и исцелился. У нас была такая радость!
Человек всегда может найти то, что ему делать по силам. Да можно даже найти соседку одинокую в подъезде и элементарно ходить для неё в магазин за хлебом или разговаривать с ней. Я думаю, что если человек хочет делать добрые дела, то Господь всегда ему предоставит такую возможность. И такие дела, которые человек делает ради Бога, а не ради себя, никуда не теряются, навсегда остаются в вечности.

О замужестве
Стремление женщины, заложенное от природы – это семья, дети. Многим кажется, что их нереализованность в том, что не могут найти спутника жизни, но ведь Апостол Павел: «Всегда радуйтесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1Фес.5, 16-18) И если человек начинает впадать в уныние и говорить, что его жизнь не складывается, надо вспоминать эти слова о благодарности.
При этом понятно, что в Евангелии говорится: «И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят » (Лк.11, 9-10). Поэтому если девушка действительно очень хочет замуж, наверное, ей надо об этом молиться и попросить об этом Того, у Кого всё в руках.
А молятся и не получают тогда, когда не для пользы просят. Если женщина молится усердно и прямо таки лоб расшибает, а нет жениха, то стоит задуматься, может это – не её путь. И тогда надо как-то смириться, подчиниться, понять, что, быть может, Господь отводит от худшего . Сколько было таких примеров, что вымаливали себе женихов, а потом жалели об этом.
При этом, если женщина подходит к зеркалу с унылым видом, смотрит туда и говорит сама себе «Я – уродина, я никому не нужна, Господи, пошли мне жениха», то это чушь какая-то. Я тоже сталкивалась с такими женщинами, которые постоянно ноют: «Ну кому я уже нужна? Уже время моё прошло» . Но если женщина себя воспринимает таким образом, то на неё все и будут смотреть как на никчёмного человека. У неё же эта установка на лице написана! У неё потухший взгляд, унылое выражение лица, она перестаёт за собой следить. И какому нормальному человеку захочется жить с такой…?
Конечно, очень трудно бывает набраться сил и сказать себе: «Хватит уже, пора что-то менять». Это куда сложнее, чем вечно жаловаться на жизнь, ныть и искать виноватых. Женихи просто так с неба не сваливаются.
Как ни парадоксально, часто счастливо выходят замуж именно те, кто этого вроде бы не ищет и не ждёт. Они могут при этом молиться, просить у Бога послать им хорошего жениха, если есть на то Его воля, но при этом на замужестве не зацикливаются. А мужчины очень хорошо чувствуют эту ситуацию, когда женщина мечтает броситься на шею и присосаться, как вампир, они от таких стараются убежать подальше. Важно вести себя грамотно и с умом, ведь есть же азы поведения для женщин.

О воспитании

Своим дочерям я говорю, что бегать за парнями не надо.
У подростков главная задача – учиться, становиться человеком, нормальной христианкой, а всё остальное приложится. Будут и женихи обязательно. При этом с мальчиками, конечно можно и нужно дружить, но первостепенные дела всё же другие. Маме надо учить своих детей грамотно расставлять приоритеты, не лениться объяснять ребёнку о том, что такое хорошо и что такое плохо, доступными для ребёнка словами, чтобы ребёнок сам научился разбираться в своей жизни.
Ну а процесс христианского воспитания в семье очень сложный, особенно когда кругом столько соблазнов, белое называют чёрным, а чёрное – белым, всё выворачивается наизнанку. Тому же подростку надо помочь разобраться, как делать выбор, чему верить.
Молодёжи активно пропагандируется сексуальная раскрепощённость, обещается при этом безопасный секс. Мол, делайте что хотите, главное – предохраняйтесь. А дети не могут смотреть на эту тему объективно, не понимают последствий такой жизни.
Понятно, что, прежде всего, должен быть пример в семье. А ведь бывает, что как раз в семьях дети видят обратное подтверждение тому, о чём их пытаются учить родители. Дети очень хорошо чувствуют это лицемерие, когда мама и папа живут какими-то двойными стандартами, двойной жизнью. Если родители тихо ненавидят друг друга, но при этом «долбят мозг» и «парят» детей этим христианством, то у детей совершенно закономерно возникает отторжение. И им кажется, что родители лгут, а вот в сериале показывают правду жизни. Поэтому, конечно, в первую очередь должен быть искренний пример родителей.

О проблемах православных семей
Я вижу, что в православных и священнических семьях очень много проблем. Православие само по себе не является гарантией семейного счастья, верности, любви. Я вижу, что многие матушки думают, что они застрахованы от измен и развода. Если обычные женщины ещё могут побаиваться измен, то уж в священнических семьях матушки бывают уверены, что уж их-то мужья от них точно никуда не денутся, всё вытерпят, ведь им второй раз жениться нельзя. Ничего подобного!
Вообще, у нас это встречается. Девушка добилась своего, вышла замуж. Штамп в паспорте, венчание. И если при этом думать «Ну всё, теперь он от меня никуда не денется, теперь я могу не следить за собой, есть всё подряд, об мужа ноги вытирать, могу орать на него, он всё равно развестись не может». У православных это развито гораздо сильнее, чем в обычных семьях. Ну а как же! Венчаный брак, один раз на всю жизнь.
И здесь важно понимать, что модель поведения жены не должна отличаться от модели поведения невесты. Невеста же понимает, что если она жениха будет досаждать, то он просто развернётся и уйдёт, и она останется ни с чем. Жена должна вести себя так же, как невеста, а не думать, что она застрахована венцами, печатями, и вести себя так, будто ей всё позволено.
А дети всё видят. Они видят это лицемерие и ложь, они это чувствуют.
Православные родители очень часто пытаются оградить, изолировать детей от общества вообще. Как будто можно засунуть ребёнка под колпак. Такие родители стремятся отдавать детей во всякие мыслимые и немыслимые православные гимназии, воскресные школы, подбирать православных друзей, чтобы ребёнок общался только с правильными мальчиками и девочками. Но это не сработает.
Важно сделать ребёнку все необходимые духовные прививки, чтобы у него выработался иммунитет. А для этого с ребёнком надо общаться, разговаривать, объяснять, учить видеть причинно-следственные связи. А чтобы ребёнок поддерживал с родителями дружескую связь, доверял родителям, нельзя только давить и запрещать.
Конечно, ребёнок часто всё равно закрывается, потому что мама есть мама. Здесь придётся проявлять мудрость и искать подход к конкретному своему ребёнку, чтобы он не боялся делиться с родителями своими важными и сокровенными проблемами.
У нас же часто так бывает, что мама изо всех сил воспитывает дочь, не уважает её личное пространство, давит на неё, а потом такая дочь становится более свободной и вырывается на свободу подальше от такой матери. На таком этапе уже сложно налаживать дружеские отношения. Можно, наверное, но очень сложно. Лучше всё-таки с детства учиться дружить с ребёнком.
Мы наблюдаем эти конфликты детей и взрослых сплошь и рядом. Все эти невестки со свекровями оттуда же произрастают, когда матери начинают ревновать своих сыновей к их жёнам, например. И возмущаются: «Как же так, он её больше любит, чем меня, но я же главнее, я же мама!»
То же самое и с мамами девочек происходит. Девочка выходит замуж, и мама вдруг становится тёщей. И если мамы конкурируют с супругами своих детей, то в семье начинаются серьёзные проблемы. Вмешательство родителей в дела взрослых детей недопустимы. Дети, создавая свои собственные семьи, уже способны брать на себя ответственность за свою жизнь, а с ними продолжают сюсюкаться, как с маленькими. Это часто происходит из-за эгоизма родителей, я думаю…

Отец Даниил был рукоположен в свя­щенники б января 2001 года Святейшим Патриархом Алек­сием. Разумеется, он мог и не быть первым священником третьего тысячелетия, за первые шесть дней XXI века мог­ли состояться и более ранние рукоположения, но я о них не знаю. В любом случае отец Даниил - первый священ­ник, который немало повлиял на изменение моей жизни. Я был тогда подобен новорожденному ребенку, и, как мама становится для младенца единственным ориентиром и учителем начавшегося бытия, так для меня и для мно­гих, пришедших в лоно Православной Церкви, отец Да­ниил стал первым надежным проводником и помощником в усвоении истины нашими сердцами. Многим людям он задал верное направление церковной жизни, и необычная таинственная сила, которая исходила от него, была реаль­но ощутима для многих.

В апреле 2005 года мне довелось в первый раз посетить воскресную службу на Крутицком подворье (тогда я толь­ко начинал исповедоваться). После чтения Евангелия отец Даниил стал говорить проповедь, и, хотя я всегда скептиче­ски относился к людям, которые провозглашают различные идеи, к ораторам, спустя пару минут я ощутил, как произ­носимые им слова странным образом входят в мое недовер­чивое к этому миру сердце, и это меня немного смутило. Но - одновременно я чувствовал, что проповедь привле­кает мое внимание, и очень скоро я понял, что многое в ней совпадает с моим мировоззрением. Правда, на тот момент у меня не было православного мировоззрения, а была каша в голове, но слова отца Даниила как будто стряхнули часть ненужной шелухи с моего ума. Однозначно, это были мину­ты просветления. И позже, когда я первый раз попал на его четверговые беседы по толкованию Священного Писания, то уже с удовольствием слушал их, сожалея, почему такие уникальные и полезные слова слышат всего тридцать чело­век, а надо бы, чтобы их услышал весь мир.

Я начал исповедоваться у отца Даниила, попросил освятить квартиру, а вскоре предложил распространять его лекции на аудиодисках. Отец Даниил, не размышляя, согласился, озвучив некоторые условия, и работа пошла, туго, но пошла.

Так мы начали с ним общаться, и так у меня измени­лась жизнь. Мой блуждающий мелкий парусник случайно прилепился к шхуне с грамотно настроенной системой навигации и с профессиональным веселым капитаном, который охотно протянул мне руку, чтобы было удобнее перебраться на борт. Но случайности не случайны - в это я верю абсолютно.

Как известно, жизнь кающегося грешника наполне­на различного рода искушениями, трудностями, борьбой и, конечно же, негативным и насмешливым отношением со стороны светского круга общения. Но и благодатной помощью свыше, которая вполне ощутима при условии послушания Церкви, при стремлении исполнять запо­веди Святого Евангелия, каноны, слушать советы и на­ставления духовника. Таким духовником стал для меня отец Даниил. Казалось, он мог разрешить любую пробле­му или непонимание, на любой вопрос духовного плана у него находился ответ. Однажды я спросил его: «Откуда такая пастырская опытность, Вы же еще молодой?» «Бы­вает так, - ответил отец Даниил, - что ответ приходит сам, зачастую как будто независимо от меня». «А что нуж­но, чтобы такие ответы приходили на ум?» - спросил я. «Ну, ты же не священник», - улыбнулся он. Потом пару секунд подумал и закончил: «В первую очередь нельзя полагаться на свои силы». Очень трудно мне было по­нять, как можно «не полагаться на свои силы». Мы - существа разумные, со свободной волей, с талантами, знаниями, навыками, опытом... И очень часто в своих проповедях и беседах отец Даниил подчеркивал важность ненадеяния на свои силы, приводя цитаты из Псалтыри или Евангелия, показывая на примерах современной жиз­ни, как легко человек может завалить любое дело, особенно духовного направления, если будет надеяться на себя. Ча­сто размышлял я об этом, пытаясь соотнести пропорцию между доверием Богу и опорой на свои силы, но все равно не понимал. И вот однажды, когда мы с ним вместе были в Турции, ехали на машине в Антиохию, по узкой горной дороге. За рулем - отец Даниил. На довольно крутом повороте навстречу нам двигался большой трейлер с ци­стерной. Отец Даниил не был хорошим водителем, с его зрением и двумя годами стажа вождения по московским пробкам автомобильчика «Деу Матиз» трудно стать про­фи на горных дорогах. Я же за свою жизнь немало поездил по горам на разных машинах, и вот я вижу, что мы должны поравняться с трейлером в самом неудобном месте. Есте­ственная реакция - в этот момент сказать что-то вроде «тише, тише, правее возьми», но что-то меня останови­ло. Я посмотрел на отца Даниила, увидел очень сосре­доточенный взгляд, он сильно напрягся, и в то же время сквозь это напряжение я почувствовал его спокойствие, он что-то едва слышно шептал и даже слегка улыбался. Мы разъехались с трейлером буквально в десяти санти­метрах. Дорога была дальняя, и скоро мы, забыв про этот случай (подобных ситуаций на горной дороге бывает не­мало), спокойно продолжали общаться.

Отец Даниил был ходячей энциклопедией, мог ин­тересно рассказывать обо всем, говорить на любые темы. И тут я вспомнил мучающий меня вопрос и задал его: «Отец Даниил, ну как полагаться не на свои силы, а полно­стью на Бога? Вы же сами говорили, что нужно работать на пределе своих сил». «Вот так и делать, использовать все свои силы, и полностью полагаться на Бога», - ответил он. Простой ответ, вытекающий из вопроса, и тогда я начал усваивать это. А спустя немного времени отец Даниил ска­зал: «Если чего-то очень хочешь, нужно четко сформулиро­вать цель, далее - понять средства для ее достижения, за­тем попросить помощи у Бога и нисколько не сомневаться. И - получишь».

Он иногда говорил с такой уверенностью или вла­стью, что слова запоминались накрепко и становились ру­ководством к действию. Теперь, когда я хочу сделать бого­угодное дело, я всегда вспоминаю эти слова, а если процесс становится трудным или заходит в тупик, то вспоминаю случай с трейлером на горной дороге. Это действитель­но «работает», я проверял неоднократно, но важно не за­бывать, что результат и успех зависят от Бога, и не со­мневаться. Позже, наблюдая за многими православными, за их желанием сделать какую-то работу в Церкви, создать интересный проект на благо братьев и сестер, я понял, как нам не хватает такого устроения ума. На миссионер­ских семинарах люди, желая послужить ближнему, пред­лагают интересные проекты, а потом, видя минусы этих проектов, сталкиваясь с трудностями, остывают, и проек­ты не реализуются. Люди пугаются трудностей по причи­не надеяния на свои силы, забывая, что они - живой ин­струмент в руках Божиих, что Бог возьмет человека в Свои руки, не нарушая его свободную волю.

Четверг 19 ноября 2009 года был для меня обычным днем, я мотался по своим делам. В храм я ехать не собирал­ся, потому что четверговые беседы всегда слушал в записи в машине, а других дел у меня там не было. Но после обеда я подумал, что нужно бы исповедаться, потому что меня мучила одна неприятная страсть. Как показывает опыт, если тянет к греху - нужно бежать на исповедь, тем са­мым показывая Богу, что этот прилог или пленение ты не принимаешь, а борешься, и бес посрамляется и отсту­пает. Кто практикует частую исповедь, понимает, о чем я. Отец Даниил мне говорил, что, если мне надо будет ис­поведаться, я могу «поймать» его в храме в любой день или всегда могу прийти в четверг, после беседы. Когда че­ловек решает пойти на исповедь, то почему-то непременно появляются разные «срочные» или «важные» дела, и помы­сел шепчет: «До субботы рукой подать... успеешь». В тот четверг так со мной и было, я разрывался между выбором: вечером пойти на исповедь или развлечься с друзьями. Я ехал на машине по Третьему кольцу, времени около

девяти вечера, и - либо я поворачиваю на Волгоградку, домой, либо - еду дальше, тогда - храм Апостола Фомы. То ли пробка была огромная на повороте на Волгоградку, то ли не так быстро я перестроился, но я поехал в храм. Приехал, припарковался, поднялся к себе в бытовку, где у меня был маленький офис, и стал доделывать текущую работу, связанную с дисками.

После окончания беседы (в бытовке все слышно) я по­шел к батюшке просить об исповеди. Я уже был практиче­ски последним, люди разошлись. Кто-то звонил ему пару раз на телефон храма, разговор, кажется, шел про пожерт­вования. Как позже выяснилось, это звонили убийцы. Отец Даниил уже надел куртку, собираясь уезжать, и сказал мне со вздохом: «Горе ты мое луковое... ладно, подожди», - и вышел из храма. Затем он вернулся, и мы вошли в алтарь. Он быстро надел поручи, епитрахиль, положил крест, Еван­гелие и очень быстро прочитал три тропаря из вечерних молитв. Я уже открываю рот, но отец Даниил меня обры­вает, спрашивает: «Что там за шум?» - и выходит из алта­ря. Мне почему-то показалось, что в храм вбежала большая собака. «Псина, что ли?» - подумал я и тоже направился к выходу из алтаря. Дальше мои воспоминания становятся смутными, но все-таки... я вижу, как человек в маске с ак­центом кричит: «Где Сысоев? Где Сысоев?» - и, размахивая пистолетом с глушителем, стреляет в отца Даниила, и тот падает. Дальше убийца подходит к нему, направляет пи­столет в голову и снова стреляет. Я просто стою на месте. Все длилось, как мне показалось, три секунды. Я закрываю дверь в алтарь, стою там и жду, что сейчас пуля настигнет и меня. Что происходит, я начал понимать не сразу, может быть, это был шок или психологическая защита, потому что подобное я мог видеть только в кино или во сне. Спустя еще секунд тридцать я снова выхожу из алтаря. Батюшка лежит на полу, истекая кровью, рядом стоит ошарашенный регент Владимир. Я наклоняюсь к отцу Даниилу и бормо­чу что-то вроде: «Господи, это что, его конец?» Я отказыва­юсь в это верить. Дальше начинается суета, которую можно описывать долго. Я сижу рядом с истекающим кровью моим батюшкой, снимаю с него крест, потому что он душит его, снимаю и епитрахиль. Вызвали скорую. Она приехала, я по­могаю им разрезать рясу с подрясником, чтобы поставить капельницу. Отец Даниил хрипло дышит, и он спит. Он уснул сразу после первой пули, очевидно, потому, что она попала в шейную артерию. Я слышал его пульс практически до тех пор, пока он не остановился, трогал его постепенно холодеющую руку. Но, даже глядя в холодные и обреченные глаза сотрудников скорой помощи, я все равно отказывался верить, что он умирает. Когда захлопнулись двери скорой, я помчался за ней на своей машине, ворвался на террито­рию больницы и вбежал за батюшкой даже в реанимацию, что строго запрещается. Но никто не остановил меня тогда. Потом я вернулся в машину и стал писать и звонить всем знакомым священникам, чтобы возносили молитвы о ране­ном отце Данииле. В 00:30 я узнал, что смерть наступила в 00:15. Сколько нужно было иметь в себе жизни, чтобы по­сле сквозного выстрела в голову жить еще полтора часа... Потом я вернулся к храму, где меня уже ждали сотрудники милиции и остальные люди, чтобы до утра детально рас­спрашивать обо всем. Многие плакали, многие просто стоя­ли. Начали служить панихиды. В свободную минуту, уже осознав, что произошло на самом деле, я отошел за угол хра­ма и сказал: «Отец Даниил, ты слышишь? Я тебя поздрав­ляю! Это было очень здорово! Действительно, прославил тебя Господь Бог, Которого ты так любишь!»

Некоторые сейчас говорят, что отец Даниил «сам нарвался», даже среди православных пасты­рей находятся те, кто считает, что нужно уважать разные религии, а отец Даниил, дескать, не уважал. Многие со­блазняются его книгой «Спасутся ли некрещеные?» Да, при жизни отца Даниила в его адрес было высказано множество нареканий и клеветы самого разного харак­тера. Но смотрите на плоды его жизни. Ему было 35 лет, а он уже совершил огромное количество дел на бла­го Церкви. Бог обратил через него около 80 мусульман и 550 протестантов, более 30 его книг и 500 часов бесед и проповедей распространяются по всей России и вос­требованы в зарубежных приходах. И самое главное: сво­им ревностным служением, небоязнью говорить правду, неповторимой и насыщенной проповедью и настоящим примером живой апостольской веры отец Даниил зажег эту веру в сердцах многих людей. Его дело продолжается и набирает силу. Мы знаем, что нашей заслуги в развитии Миссионерского фонда нет вообще, нам просто посчаст­ливилось стать участниками его дела.

Вот какие слова мне довелось услышать от неко­торых священников после его смерти: «Хорошо, что его убили сейчас», - сказал отец Сергий, настоятель Свято- Вознесенского храма Пластуновской станицы Краснодар­ского края. «Почему же?» - задал я естественный вопрос. «А он оттуда гораздо больше сделает».

Отец Виталий, настоятель Свято-Никольского хра­ма села Юрово Собинского района Владимирской обла­сти: «Я думаю, выполнение тех целей и задач, которые по­ставил перед собой отец Даниил, было возможно только при условии его мученической кончины. И получается, что он еще при жизни выбрал себе мученический венец». Это действительно так, потому что, стирая границу меж­ду его жизнью и смертью, мы можем видеть динамику реализации его проектов. А главным его проектом, лучше сказать, его целью - была проповедь Евангелия всем на­родам. Проповедь, которая приводит человека к Святой Чаше и через нее - к жизни вечной. Каждый человек должен постоянно двигаться вперед, некрещеный - кре­ститься, крещеный - воцерковиться, воцерковленный - укрепляться, и так - до достижения святости. Но и в веч­ной жизни для святых все только начнется.

«Его убили, чтобы люди поверили, - сказал отец Иоаким, настоятель монастыря Преподобной Марии Еги­петской г. Нью-Йорка, - верующих мало стало». И это тоже правда. После триумфа отца Даниила люди читают его книги, статьи о нем, обращаются в Православие и воцерковляются, многие пишут в фонд, желая работать в миссии или открыть курсы по системе отца Даниила, не­которые в своих письмах просто рассказывают о том, на­сколько сильно он повлиял на их жизнь.

Через отца Даниила Господь показал нам пример той самой веры, которая должна быть в сердцах современных православных. Его мученическая кончина обличает пред­ставления о том, что сейчас времена поменялись и действо­вать нужно иначе. Это диавольская ложь. Для христиан времена не поменялись, и отец Даниил явил пример апо­стольской веры, не привязываясь к временной точке. Пом­ню, однажды я спросил у отца Даниила: «А когда начнется рассвет Православия в стране?» «В смысле?» - уточнил он. Он частенько так делал, чтобы немного подумать, хотя пре­красно понимал вопрос, и любил отвечать сразу, как будто не беря время на размышление. «Старцы пророчествовали, что перед концом Россию ждет ненадолго духовный подъ­ем. ..» - начал было я. «Я думаю, что духовный подъем уже начался», - прозвучал ответ. Да, зачастую многие ждут каких-то резких перемен, что придет великий православ­ный царь и т.д. Ждать этого можно, конечно, долго, можно и не дождаться. Я верю, что если Господь дарует России ду­ховное возрождение, если и будет духовный подъем, то вы­глядеть он будет так, как это было в апостольские времена, что описано в книге Деяний. Так, как действовал отец Да­ниил, так, как говорил 9 октября 2011 года на миссионер­ском заседании в Петербурге настоятель монастыря Препо­добной Марии Египетской г. Нью-Йорка, схиархимандрит Иоаким (Парр) - речь идет об активной христианской жизни православных в дружных и поддерживающих друг друга общинах. Это ежедневный труд по работе над собой, поддержке бедных и воцерковлению ближних.

Похожая информация.