Сэмми Джабраиль: «У меня нет ноги, но я все еще полноценный человек»

В аэропорту Орска меня ждало такси. Нас задержали на выдаче багажа, и таксист волновался – все время звонил мне, что меня порядком раздражало…
Получив свой увесистый чемодан, я отправилась на парковку. Помотавшись там изрядно, наконец нашла старенькую золотистую «Тойоту». Из окна машины мне улыбался мужчина в очках, на вид не слишком молодой. Я любезно предложила ему помочь мне – положить чемодан в багажник. На что он попросил сделать это самостоятельно и крикнул еще что-то невнятное вдогонку. Возмутившись такой невероятной наглостью, я потащилась к багажнику, мысленно проклиная всех провинциальных таксистов. Кое-как запихнув чемодан в багажник, изнывая от жары, плюхнулась на переднее пассажирское сиденье, собираясь высказать ему все, что думаю о таком сервисе. Села и... запнулась, не веря своим глазам. На меня добродушно смотрел человек (позже я узнала его имя – Сергей), у которого не было обеих ног – почти до самых бедер. Трудно объяснить, что я тогда почувствовала.
Немного оправившись от увиденного, я, конечно, оставила свои недавние намерения и стушевалась. Мы поехали молча. Он управлял автомобилем с помощью нехитрой системы – палочки, упиравшейся в обрубок ноги, которой он нажимал на газ, а со сцеплением, как мне показалось, помогал себе рукой. При этом работал довольно ловко и ехали мы мягко и быстро, лавируя между дорожными ямами и кочками, даже обгоняли автомобили по встречной.
Понаблюдав за ним с пару минут, я не выдержала.
– Как у Вас так выходит?!
На что он спокойно ответил, что ездит так уже почти 15 лет.
Мы разговорились, он рассказал о том, как в начале 2000-х началась гангрена... Отняли обе ноги. Вспоминал Сергей, как он долго отказывался от ампутации, как жаловался на наших врачей, что им лишь бы «оттяпать», как долго крепился и как его выхаживала травами старенькая мама. Но операции избежать не удалось. И он остался без обеих ног.
Сергей дружелюбен и открыт. Он не падает духом, не замкнулся, а освоил вождение в таком состоянии и уже долго работает таксистом.
Работодатели относятся с пониманием. Но есть и те, что категорично отказывают в трудоустройстве, не желая иметь проблем с инвалидом.
Однако он, несмотря ни на что, счастлив в третьем браке и смотрит на жизнь позитивно. У него есть постоянные клиенты, которые ценят его за исключительную пунктуальность и обходительность. Он любит знакомиться с новыми людьми и даже скачал себе приложение на телефон. «Добавляйся, – говорит. – Будем на связи».
Мы подъехали к дому, я расплатилась, забрала свой чемодан, попрощалась с ним и стала подниматься по лестнице. И тут вдруг поняла, что он пытался выкрикнуть мне вдогонку в аэропорту.
– Извините, у меня нет ног!..
Вдруг стало очень стыдно за мое раздражение тогда. И за то, что я иной раз позволяю себе ныть и жаловаться.
Если вы и ваши близкие здоровы, то у вас на самом деле все хорошо,
а остальное – мелочи. Невероятная сила духа, которая позволяет
этому человеку каждый день сохранять оптимизм и жизненные устремления, достойна самого большого уважения.
И какая большая радость знать, что ты сам способен позаботиться о своем чемодане!..

Валерия Злубкина.

Часть своего старого протеза 58-летняя преподаватель индустриального техникума города Константиновка Донецкой области Валентина Ефименко подарила московскому театру, поставившему пьесу о легендарном летчике Алексее Маресьеве

С Валентиной Николаевной меня познакомил ее муж Григорий Ефименко, постоянный читатель «ФАКТОВ». Прочтя материал о 28-летней жительнице Сум Ольге, которая в результате травмы, полученной еще в школе, потеряла ногу, однако смогла устроить свою судьбу, Григорий Ефименко решил рассказать о своей семье.

— Оля, конечно, молодец, что не падает духом после того, как лишилась части ноги, — отметил мужество сумчанки Григорий Ефименко. — Но пусть знает, что это не самый трудный период в жизни женщины: ей еще предстоит и детей рожать, а может, и за стариками поухаживать. У моей супруги нет обеих ног выше колена фактически с ее рождения… Мы сейчас с младшим сыном работаем в Киеве, дочь с зятем — в Москве. Семья может позволить себе собраться только на праздники. Валя, моя жена, осталась в Константиновке — ухаживает за больной тетей. Можете приехать к Валентине в гости, прийти в техникум, где она преподает… Эх, жаль, времена мы с женой застали тяжелые, а то у нас, может, было бы и больше детей…

«Я думала, что у моей преподавательницы просто «что-то с ногами»

Я отправилась в Константиновку знакомиться с «Маресьевой с Донбасса».

— Сегодня у Валентины Николаевны занятий нет, — встретила меня директор государственного индустриального техникума в Константиновке Донецкой области Клавдия Криворучко. — Вот уж кто у нас безотказный работник, так это Ефименко: больничный лист она берет только тогда, когда подходит время менять протезы, да еще в марте прошлого года после операции была на бюллетене. От командировок по всему бывшему СССР тоже никогда не отказывалась. Для учеников она — центр притяжения. Ее уроки — настоящие театрализованные представления: мало кому дано так увлечь ребят таким «сухим» предметом, как экономика.

Как выяснилось, о том, что преподаватель экономики Валентина Ефименко ходит на протезах, догадываются далеко не все ее знакомые.

— Я училась у Валентины Ивановны три года и, пока сама не пришла работать в техникум, думала, что у моей немного прихрамывающей преподавательницы просто «что-то с ногами» — какое-то заболевание, — вспоминает заведующая отделом кадров техникума Марина Щипкова. — Однажды пришла к ней в гости и увидела, как она, сидя без протезов в кресле, гладит белье. Я едва сдержала слезы: мы ведь все бежим к ней со своими бедами — и студенты, и коллеги. А она никому ни на что не жалуется…

Элегантная Валентина Николаевна, которая выглядит гораздо моложе своего возраста, сразу же усадила меня за стол и познакомила со своей подопечной — тетей Ниной. Тяжело больная передвигающаяся на ходунках 77-летняя тетушка выглядела бодро и, с аппетитом уплетая вкусную рыбку в кляре, утверждала, что самое страшное у нее позади. Увидев идеальную чистоту в квартире и ухоженную старушку, я не могла удержаться от вопроса хозяйке: «Вы сами все делаете: готовите, убираете, стираете, купаете тетю?»

— Домработницы никогда не было, а от уборки меня с детства никто никогда не освобождал, — улыбается Валентина Ефименко. — И от физкультуры в школе тоже: я даже по канату лазила! Когда мне было полтора годика, и стало окончательно ясно, что мои ноги ниже колен не растут и не развиваются (врожденная аномалия голени), врачи предложили маме: «Сдайте ее в интернат. Заклюют же ребенка в обычной школе». На что мама ответила: «Так она всю жизнь будет в интернате?» И отдала меня в обычную школу. Как видите, не заклевали! Хотя попытки были…

Впервые «повоевать» за себя Валентине пришлось уже в семилетнем возрасте, когда она попала на свое первое протезирование в Харьков. Среди детей в Валиной палате был девятилетний мальчик с переломом позвоночника, передвигающийся лишь в инвалидной коляске. Как ни парадоксально, но фактически лежачий пациент умудрялся обижать всех соседей по палате: отнимал конфеты, обзывал, пока… не получил деревянным кубиком по голове. «Меня тогда наказали, но и тот мальчик больше никого не трогал», — вспоминает Валентина.

В первом классе ей тоже пришлось поставить обидчикам пару синяков, но единственный раз.

«Не всякий кавалер догадывался, что у меня протезы»

— Моим правилом было: никогда не «плюй» на себя, иначе и другие будут на тебя плевать, ты — женщина, независимо от того, сколько тебе лет и есть у тебя ноги или нет, — делится жизненным опытом собеседница. — До 15-летнего возраста, пока мне не ампутировали безжизненные голени, я всовывала эти «тряпочки из кожи» в полости протезов и так ходила каждый день, училась играть на фортепьяно, баловалась с детьми на улице. Было очень неудобно, но я старалась держать ровную походку и всегда обходилась без палочки. После ампутации передвигаться стало… легче. Я подбирала себе модные туфельки на каблучках умеренной высоты, брюки или укороченные платья — по моде. И даже на танцы ходила! Не всякий кавалер догадывался, что у меня нет ног. Ребята, с которыми я не хотела встречаться и потому сразу рассказывала им о своей инвалидности, не сразу верили: просили дать потрогать мои деревяшки.

Впрочем, Валя, не испытывающая недостатка в ухажерах, не была твердо уверена в счастливом будущем. Увы, не каждой здоровой девушке случается встретить своего принца на белом коне и прожить с ним всю жизнь. Ведь отец Вали, не выдержав испытания больным ребенком, ушел из семьи. Поэтому, когда мать снова вышла замуж, 17-летняя Валентина попросила: «Роди мне братишку. А то неизвестно, как у меня жизнь сложится, будет он мне, как собственный ребенок». Позже, выйдя замуж и родив детей, она от своих слов не отказалась: брата Ростислава, который на 18 лет младше, не только вынянчила, но и выучила. После школы парень учился в техникуме, где преподавала старшая сестра. Теперь Ростислав Протасов — директор сцены в театре «Геликон-опера» в Москве, старшая дочь Валентины — заведующая костюмерным цехом этого же театра, а зять — руководит осветительным цехом.

Любовь настигла Валентину в самое типичное для такого случая время: в студенческие годы. Девушка опаздывала на экзамен в Донецкий государственный университет, когда на автовокзале в родном городе заметила паренька, очень похожего на ее соученика. Подойти не решилась, да и не до того было. Минувшие новогодние праздники Валя проплакала: мама и братик вовремя не вернулись из России, где были в гостях (как позже выяснилось, мать тяжело заболела), с кавалером она рассталась буквально накануне.

Григорий тоже сразу приметил элегантную девушку в черном пальто.

— В свете качающихся фонариков плавно кружился снежок и блестками падал на меховой воротничок и такую же меховую шапочку стройной девушки с лучистыми глазами — прямо сказка! — вспоминает Григорий Иванович.

Григорий, студент-заочник, тоже направлялся в Донецк — пересдавать математику в техникуме. В автобусе оказался рядом со старушкой, а во время остановки подошел к девушке, которую приметил еще на вокзале. Увидев у Валентины в руках конспект по математике, он честно признался ей в своих проблемах. Валя, сидевшая рядом с престарелым мужчиной, охотно вызвалась помочь мученику науки. И тут пожилая соседка Григория вдруг предложила поменяться местами. Сказала, как наколдовала: «А ми не так сидимо. Треба: старому — до старощ, а молодому — до молодощ. Счдай, дчвчинко, на мох мчсце!»

Через год Валентина и Григорий поженились. «Ну, как напророчила, — не перестают удивляться супруги Ефименко. — Вот так мы уже 34 года по жизни и «едем».

Кстати, поколесили по Украине супруги, и правда, немало. Григорий Ефименко, много лет трудившийся водителем, всегда держал в хозяйстве и машину, и мотоцикл. Потому командировки Валентины часто превращались в романтические путешествия.

— Я вез жену в Харьков, где она инспектировала студентов-практикантов, — рассказывает Григорий, — потом в Мариуполь, а по пути мы заворачивали в Бердянск, к своим старинным друзьям, купались в море, там Валечка научилась плавать. И все это на мотоцикле. Без коляски. Вале нравилось сидеть у меня за спиной. А как мы любили ездить в Киев, где целыми днями осматривали достопримечательности, ходили в театр. С утра до ночи на ногах! И Валя не жаловалась. Сама планировала новые поездки.

«Ну вы и подлец! Давайте документы!»

Конечно, не все на ура приняли решение здорового парня взять замуж девушку-инвалида. Григорий же говорит, что ни разу не пожалел о своем выборе. Больше всего его смутил не недостаток невесты, а первая встреча с будущей тещей…

— Когда дверь открыла моя… начальница по работе, я от неожиданности так встряхнул головой, что на глаза съехала шапка — вид нелепый, — смеется Григорий. — Тамара Григорьевна, не признав меня, позвала дочь: «Валя, к тебе тут какой-то алкаш пришел».

Григорий сразу признался Валентине в том, что уже был женат. «А у меня ног нет», — заявила Валя. «Бывает…» — ответил парень, дав понять, что для него это — не препятствие к дальнейшим отношениям. Сейчас дочери супругов Ефименко — 32 года, а сыну — 26.

— Рожала я сама, без кесарева сечения, — не без гордости рассказывает Валентина. — А одна сотрудница роддома, не зная, что я на протезах, бросилась делать мне замечание: за каблуки на тапочках. Но я же не могу поменять протезы, которые выставлены под определенный каблук. Вообще не все понимают, что постоянно ловко держаться на протезах, старясь вести жизнь здорового человека, не так-то легко. Живые ноги у людей и то, бывает, устают и болят…

Валентина пережила две операции по поводу бурсита (воспаление суставной сумки). Но считает, что инвалидность — не самое страшное. С ее точки зрения, куда страшнее требования, которые выдвигают официальные инстанции для нуждающихся в протезировании людей. «Эти правила явно придумали пышущие здоровьем чиновники, не знающие, каково ходить не на своих ногах», — считает собеседница.

— В советские времена ремонт протеза можно было сделать по необходимости, а затем принести в собес квитанцию — на оплату оказанной услуги, — говорит Валентина Ефименко. — Протез меняли раз в год. Ныне же — лишь раз в три года, а непригодным он становится значительно раньше. Да еще как при этом безногому человеку нужно… побегать!

Чтобы отдать протез в ремонт или заказать новый, инвалиду нужно пойти в больницу за направлением. Потом в собес — снова за направлением, затем отправиться в клинику при заводе, сделать примерку и ждать изготовления. А после уже принести квитанцию на оплату в собес.

— На чем — в буквальном смысле слова — инвалид, у которого вышел из строя протез, должен пройти столько инстанций? — с горечью говорит Валентина Ефименко.

После операции на желчном пузыре Валентина похудела на десять килограммов. Конечно, старые протезы ей теперь не годятся. А на новые надеяться не приходится. «У меня сейчас есть стопы, узлы, но нет щиколоток. Попробую, чтобы из старых протезов взяли щиколотки и сделали мне протезы под мои новые габариты», — рассказывает инвалид о том, как приходится выкручиваться.

— При советской власти глупости тоже хватало, — подхватил тему муж Валентины Григорий Ефименко. — Сначала Вале дали лишь вторую пожизненную группу инвалидности. Как я, восстанавливая справедливость, добился для нее первой группы, аж вспоминать неудобно…

Григорий отправился к председателю медицинской экспертной комиссии, купив той изящную вазу. Но эта «хрустальная взятка» до сих пор так и стоит у супругов в квартире — не пригодилась. Челобитчица, стоявшая в очереди впереди Григория и тоже пытавшаяся сунуть презент, вылетела из кабинета принципиальной чиновницы. Григорий отчаялся: и взятку не берут, и в законных требованиях отказывают. «А вы кем инвалиду приходитесь? — строго спросила председатель просителя. — Мужем? Так зачем ей первая группа инвалидности, когда у нее есть муж-кормилец?» Тогда Григорий Ефименко пошел на хитрость:

— А если надоест мне жена со своими протезами и я уйду от нее? Она с ребенком останется…

— Ну вы и подлец! — побагровела председатель комиссии. — Давайте документы!

«У кровати сидела подруга, только… небритая»

На самом деле «подлец» не раз рисковал, чтобы прокормить жену и детей в голодные перестроечные времена. Григорий ездил с товарищами в Россию на заработки, и деньги оттуда мужички привозили прямо в… чемоданах, с опаской поглядывая и на стражей правопорядка, и на бритоголовых рэкетиров.

В тяжелые моменты, когда близких не было рядом, на помощь Валентине приходили друзья, коллеги и бывшие ученики.

— Очнувшись после операции на желчном пузыре, знаю, что возле меня находится моя подруга Люда, она и сидит, только… небритая, — вспоминает Валентина. — Это, думаю, галлюцинации после наркоза. Сейчас проведу ей по лицу ладонью, и наваждение пройдет.

Не прошло: щеки «Людмилы» кололи ладони. Оказалось, верную подругу отправил домой отдохнуть бывший ученик и староста группы Володя Голуб. Узнав, что любимая преподавательница на операционном столе, Володя примчался в больницу! Он помог переложить Валентину Николаевну на каталку, потом на кровать и несколько часов сидел у изголовья, следя за ее дыханием — как велели врачи.

Константиновские доктора, не раз спасавшие жизни обоим супругам Ефименко, выдвинули Валентину Николаевну на соискание премии и медали «Победивший судьбу», написав о своей землячке в Москву. Награждение героев состоялось в 1991 году. Ефименко премии не досталось: первую медаль получил Валентин Дикуль, а поощрительный приз дали легендарному безногому летчику Алексею Маресьеву.

«Маресьеву было легче, чем мне»

— Дмитрий Бертман, режиссер театра «Геликон-опера», в котором работают мои брат, дочь и зять, три года назад к 60-летию победы в Великой Отечественной войне поставил оперу Сергея Прокофьева «Упавший с неба», — рассказывает Валентина Ефименко. — Это музыкальная версия «Повести о настоящем человеке». Я присутствовала на генеральной репетиции и подарила актерам свой «реквизит». Теперь часть моего старого протеза гастролирует по миру вместе со спектаклем об Алексее Маресьеве. Понадобилась лишь часть протеза — «сапожок» — ступня и щиколотка. Многие думают, что легендарному летчику ампутировали ноги по самые бедра. Но это не так. У Маресьева одну обмороженную ногу пришлось отнять до колена, а на другой ампутировали часть стопы. Ему было легче, чем мне, ведь колени («маховой механизм», который выбрасывает ногу для ходьбы) у летчика остались целы.

Постановщики современного спектакля честно представили зрителю и кончину героя: умирал Маресьев в 2001 году, в день своего 85-летия в одной из московских клиник. Последним его посетителем, живо интересующимся сегодняшней жизнью человека-легенды, был «потомок побежденных» — немецкий журналист.

— Обидно мне было, что Валентине тогда медаль не дали, — честно признается Григорий Иванович. — Маресьев — бесспорно, герой. Потеряв обе ноги в бою, он все равно вернулся на фронт, сражался до самой Победы. Но он же не ездил каждый день на работу в автобусе, не убирал в квартире, не рожал детей. А Валя прожила жизнь «по Маресьеву», фактически не имея ног с рождения, проработала 33 года в техникуме и сейчас еще работает. И все это — пешком, пешком…

Полгода назад 29-летняя петербурженка Сэмми Джабраиль попала в аварию, изменившую ее жизнь: девушка потеряла правую ногу и вместо отъезда в США борется с болью и меняет отношение к людям с инвалидностью в России. Судя по всему, это удается ей неплохо: в Instagram за ней следят 85 тысяч подписчиков, а к 8 марта на странице Apple в Instagram впервые появилась тематическая подборка работ российских пользователей, куда вошла и история Сэмми.

До аварии

Я родилась на Кавказе, рано поступила в университет - в 15. Отучилась на инспектора налоговой, а потом в один день решила переехать в Петербург. Это было около восьми лет назад. Здесь последние четыре года я работала в маленьком частном баре. Он стал моим вторым домом, но эта зона комфорта меня угнетала. Хотелось развиваться, но я поняла, что Петербург - город мертвых амбиций. Здесь трудно себя реализовать, он оказывает огромное влияние. Да, архитектура, природа, воздух не виноваты, мы сами делаем его таким тяжелым, давящим на плечи. Люди здесь часто не могут себя обрести. Поэтому я собиралась уехать в США.

Незадолго до автокатастрофы я нашла программу, которая обеспечила бы мое гражданство и расходы. В Нью-Йорке меня уже ждали, я хотела заниматься изготовлением шарнирных кукол: всегда мечтала о собственной мастерской, немного пыльной, сумрачной, маленькой и уютной.

До аварии у меня уже были проблемы со здоровьем - к примеру, в 2017 году у меня остановилось сердце. Рядом были друзья, они меня спасли, да и скорая приехала быстро. Я тогда находилась в состоянии сильного стресса, умер близкий друг, были и другие серьезные проблемы личного характера. Врачи так и не выяснили причину - списали на нервы. Однако на мое отношение к себе и жизни это не повлияло - нужно было что-то посерьезнее.

За пару месяцев до того, как все случилось, я познакомилась с блогером Сережей, у него нет одной ноги, уже давно, но это не мешало ему наслаждаться жизнью. Встретила его в своем районе на Ваське, подошла и сказала: «Ты красавчик, восхищаюсь, я бы с таким не справилась». Потом он один из первых приехал ко мне в больницу и вспомнил мою фразу: «Вот видишь, ты справилась». Трагедийность подобных ситуаций людьми со стороны сильно завышена.

Мы с моим другом и тренером по тайскому боксу Стасом арендовали машину и поехали в Выборг. Взяли собаку и решили полазить по канатному городку. Было весело, я рада, что попала туда - с новой ногой это, конечно, будет гораздо сложнее осуществить. Когда возвращались, было темно, стоял туман, шел дождь. Мы оба были пристегнуты, в руках я держала пса. Помню только, как он сказал мне: «Держись», я зажала собаку и улетела назад.

Автомобиль врезался в отбойник - железный забор, который стоит вдоль трасс. Потом узнали, что он был неправильно установлен, он должен быть закопан в землю, а торчал наружу. Мы могли бы подать в суд, но не стали этого делать.

Я очнулась и сказала Стасу, что не могу двигаться. Он ответил: «Потерпи». Я почти ничего не видела, перед глазами все размывалось. У меня были сломаны позвоночник, ребра, таз, одна нога, а вторая оторвана, но боли я почти не чувствовала. Только ужас.

Моя собака часто убегает, но в этот раз металась рядом с машиной - ее увидел дальнобойщик и остановился. Потом подъехал кто-то еще, мужчины нежно били меня по щекам и требовали не закрывать глаза. Я общалась с ними, просила найти телефон и даже помогла завязать жгут - из ноги шла кровь. А сама думала: «Чего они со мной такие ласковые?». Еще была мысль: «Блин, неужели я умираю? Серьезно? Вот так? Я столько всего не сделала». Стас сидел зажатый железом и держал в руках мою оторванную ногу - надеялся, что ее смогут пришить.

Когда приехала скорая, мы оба были уже почти трупами, ждали долго, потеряли много крови. Врачи молниеносно стали резать на мне одежду, а я пыталась их остановить. На мне была мужская футболка из секонд-хенда и толстовка, подаренная другом, они мне очень нравились.

Больница

Мне казалось, что прошло часа три, а на самом деле я была в отключке шесть дней. За это время в Выборг приехал мой старший брат, он организовал вертолет в петербургскую больницу им. Джанелидзе - кажется, только у них была площадка для посадки. Так я исполнила свою мечту - полетала на вертолете. Жаль, ничего не помню. Мне сделали несколько операций, одна из них длилась часов десять. Как только пришла в себя, начала искать телефон, надо было срочно кому-то позвонить. А потом в палату вошли брат и моя подруга. Я удивилась: «Вы что тут делаете», а они ответили: «Тихо-тихо-тихо». Никто не знал, выйду ли я из комы.

Проснулась в дикой кетамино-морфиновой яме. Доставала медсестер, утверждая, что меня похитили сектанты, проводившие надо мной исследования, пытаясь убить. Помню, как в бреду летела со скалы, падая в какую-то вязкую жижу из томящихся нагих людей. Сотрудницы больницы садились рядышком и снисходительно поддакивали. Теперь-то я поняла, что они подобную чушь регулярно выслушивают, но тогда в это верила. Позже я заглянула под одеяло с мыслью: «надеюсь, пришили», а ноги нет.

Но выбора между «жить» или «не жить» у меня не было вообще. Однозначно жить. Когда я чувствовала, что умираю, то поняла, что больше никогда не увижу семью, друзей, собаку. И от этого стало очень грустно. У меня уже не было страха смерти, только эта щемящая тоска по близким.

Поддержка

Когда я отошла, меня перевели в отдельную палату, и начался ажиотаж: приходили толпы знакомых, комната разрывалась от цветов и подарков. Я такого не ожидала. Да, меня окружали хорошие люди, но такое отношение поразило. Я правда достойна этого? На самом деле не считаю, что во мне есть что-то такое, за что меня можно так любить. Мне всегда казалось, что хорошее отношение нужно заслужить. А вышло, что я уже дала каждому из них немного себя, и это вернулось.

Я лежала в больнице полтора месяца. У меня была серома - воспаление в ампутированной ноге, в ней была дырка, и она гноилась. Ко мне часто приходили поболтать медсестры с этажа, они рассказывали, как другие люди переживают подобное. И есть три типа: осознанные - те, кто понимает, что жить по-прежнему уже не получится, но можно все обернуть в свою пользу. Неосознанные - которые принимают все как данность. И что-то между - и вот последние не могут справиться. Хотя, если быть честной, на это способен любой.

Я для себя решила, что если буду думать только о том, что у меня все плохо, и без ноги я какая-то другая, плохая, страшная, уродливая, то моя жизнь будет только хуже. Зачем мне причинять себе вред? Зачем вообще думать о том, что никак не изменить? Мне назначали психологов и психотерапевтов, но я каждый раз испытывала скуку и усталость. В итоге - я сама себе доктор в этом вопросе. Сейчас у меня есть ясность в голове, я о ней часто говорю, она меня ведет.

Мне до сих пор пишут: «Держись», но мне это давно не нужно. Я знаю, что с этим живут, что можно быть счастливым даже без всех конечностей. Хотя вам это может показаться невозможным. У людей бывает мигрень, остеохондрозы и еще невесть какие заболевания. У каждого своя болячка, у меня - такая.

Конечно, если я сейчас перестану бороться, отвернусь лицом к стене и скажу: «Я ничего не хочу», сколько со мной будут возиться? Ну, месяц-два, кто-то - полгода-год. И постепенно все разойдутся. Вот и вся правда, никому не нужен негатив. Но в том формате, в котором я существую сейчас, у нас все получается.

У меня есть право ныть, жаловаться, опускать руки. Я испытываю постоянную боль, мне не всегда помогают препараты, но она словно назойливая муха - мешает, портит настроение, но не сбивает с курса. Если уж я выбрала жить, то сдаваться нельзя. Да, боль - это тяжело, она очень сильная. А в остальном… блин, так классно все! Рядом люди, которые помогают, носят на руках, поддерживают морально и финансово. Мой протез стоит больших денег, как хорошая квартира. Лечение, реабилитация - это тоже дорого, но благодаря друзьям мне не приходится за это переживать. У меня хорошие отношения с семьей, но я предпочитаю оставлять в тайне все, что ее касается. Меня любят - это самое главное. Все живы и здоровы. Мы страшно обесцениваем эти вещи. До автокатастрофы я была недовольна своими ногами. Постоянно испытывала неудобства: плоскостопие, вывихи, воспаления после тренировок. Думала: «Как же они мне надоели». Только давайте обойдемся без пророчеств.

Отношение к людям с инвалидностью

После аварии я еще лучше осознала, насколько мы отстаем от Запада по части отношения к людям с ограниченными возможностями. Не люблю слово «инвалид», потому что у нас оно - клеймо. Я полноценный человек, у меня все есть. Но ко мне дважды подходили бабушки, чтобы дать денег. Я хорошо одета, сижу в коляске, жду машину с подругой, а мне протягивают монетки. Только и оставалось с выпученными глазами спросить: «Бабуль, вы чего?»

Одна из самых важных намеченных целей - попытаться изменить это отношение. Я не хочу, чтобы во мне видели только инвалида. Необходимо, чтобы люди начали понимать: другой - не значит «плохо» или «страшно». Эта ксенофобия тормозит наше общество, люди всего боятся. Меня ничто не ограничивает - прошло меньше полугода, а я сижу с тобой в кафе в центре города. Меня не нужно жалеть: я, как и все остальные, сплю, общаюсь, ем, делаю свои дела, живу. Я не думаю целыми днями: «О, как же я так без ноги».

Сейчас у меня есть несколько проектов, которые призваны менять парадигму восприятия людей с ограниченными возможностями. Съемки, интервью - это не вопрос тщеславия и честолюбия, я хочу помочь тем, кто попал в подобную ситуацию. Они, как и я, не должны испытывать дискомфорт только потому что отличаются от остальных.

Инфраструктура Петербурга не приспособлена для людей с инвалидностью: полгода меня таскают по лестницам. Я приезжаю на концерт, а там три этажа ступенек и нет лифта. Собираюсь написать директору Эрмитажа , потому что даже там все очень плохо. Я трижды приезжала, меня прекрасно встречали на входе, однако дальше я несколько раз наткнулась на откровенное хамство, а подняться на третий этаж оказалось невозможно - лифт едет только до второго. В залах есть подъемники, но когда мы вызвали сотрудников, нам сказали, что все, кто мог нам помочь, ушли. Пришлось подключать посторонних людей, чтобы меня поднять. Вы осознаете масштабы проблемы? Если в главном музее города такие условия, чего можно ждать от обычных учреждений.

К 8 марта Apple выложит в своем Instagram истории восьми женщин. Среди них буду и я. Для меня это еще одна возможность напомнить, что и с таким можно справиться, не теряя любовь к жизни.

Жизнь молодой беззаботной девушки резко изменилась 3 года назад

Диана заболела менингитом в 25 лет. Увы, заболевание было настолько серьезным, что девушке пришлось ампутировать обе ноги и часть пальцев на правой руке. До той поры Диана жила жизнью счастливой и здоровой молодой девушки, занималась верховой ездой и проводила большую часть времени со своими тремя лошадьми. Однако после того как ей ампутировали обе ноги, Диане казалось, что все ее мечты были разрушены навсегда. «Смогу ли я жить нормальной жизнью? Сяду ли я в седло когда-нибудь еще раз?» - думала она. «Лечение и реабилитация была изнурительными, - вспоминает девушка. - Пришлось переучиваться делать простые вещи, но, несмотря на боль и разочарования, я продолжала думать о том, что хочу вернуться в седло... Я сказала об этом моим родителям.

Желание вернуться к любимому занятию оказалось очень сильным

«Если ты уже сделала так много, то сможешь сделать и это», - сказал мне мой папа и взял меня в конюшню в первый раз со времени моей операции. Как только ноги попали в стремена, я расслабилась. Сначала я изо всех сил держалась, чтобы оставаться в вертикальном положении, но вскоре мы ехали рысью и галопом. Я чувствовала себя как раньше, до менингита, и не имело значения, что у меня нет ног».